Хьюмс добавил, что и сам он не видел снимков с той ночи, когда проводилось вскрытие, поскольку Секретная служба забрала их на хранение, а они бы пригодились ему для полной точности показаний, признал Хьюмс. Фотографии давали «более наглядное представление о массированном ущербе», нанесенном голове президента.

Позднее Спектер рассказывал, как ему запомнилось: слушая этот ответ, Уоррен недовольно хмурился. Председатель Верховного суда тут же перебил Спектера и сам задал Хьюмсу вопрос:

– Позвольте спросить вас, коммандер: если бы фотографии были здесь и вы могли бы посмотреть на них и заново составить свое мнение – это побудило бы вас что-то изменить в показаниях?

Разумеется, Хьюмсу не хотелось признаваться перед Уорреном и другими членами комиссии в том, что он мог в чем-то ошибаться:

– Насколько я помню, господин председатель Верховного суда, менять тут нечего, – ответил он.

Этого-то ответа Уоррен и добивался.

Спектер поделился своей досадой по поводу отсутствия фотографий вскрытия и рентгеновских снимков с Белином и некоторыми другими молодыми юристами. Они пришли к единому мнению: комиссия не должна препятствовать их доступу к любым уликам, в особенности к основным медицинским данным о том, как погиб президент. «Это было опасно, – говорил Белин, – нарушались основные, элементарные законы обращения с уликами, известные в Америке любому студенту-юристу»16. Он вспоминал, что также был задет решением комиссии (или решением Уоррена) позволить семье Кеннеди диктовать, какие улики будут доступны. Почему-то подобные ограничения не применялись, когда дело касалось снимков вскрытия офицера Джея Ди Типпита, хотя они были ничуть не менее страшными и отвратительными. «Если бы вдова офицера Типпита вздумала хранить в частном порядке фотографии и рентгеновские снимки своего мужа, она бы никак» не добилась желаемого, рассуждал Белин. «Так почему же семья президента заслуживала особого обращения?»

Позднее Спектер получил дополнительные разъяснения. Ему сказали, что фотографии и рентгеновские снимки находятся под охраной Роберта Кеннеди в Министерстве юстиции и брат покойного президента не желает передавать их комиссии, опасаясь, что их опубликуют. Эти опасения, по-видимому, разделял и Уоррен.

Семья Кеннеди тревожилась, как бы «эти ужасные снимки не сделались достоянием общественности», вспоминал Спектер. «Они боялись, что американский народ в таком случае запомнит Джона Кеннеди в виде изувеченного трупа, у которого не хватает полголовы, а не как молодого красивого президента»17. Понимал он и политический расчет семейства Кеннеди: «Очевидно, семья хотела сохранить имидж покойного президента, в том числе и в надежде на политическое будущее других членов клана. Младшие братья, Роберт и Эдвард, внешне были очень похожи на старшего, и ущерб, причиненный образу покойного президента, мог негативно сказаться и на их имидже».

Офис комиссии

Вашингтон

16 марта 1964 года

Уоррен не позволил Спектеру тянуть с отъездом в Техас. «Председатель Верховного суда никому не давал засидеться на месте»1, – отмечал Спектер. Итак, в понедельник, 16 марта, в тот самый день, когда комиссия заслушала показания Хьюмса и других патологоанатомов из госпиталя ВМФ в Бетесде, Уоррен попросил Спектера немедленно отбыть в Даллас, чтобы допросить там врачей и медицинский персонал больницы Паркленда.

– Право, господин председатель Верховного суда, на этой неделе начинается Песах, а мне нужно еще подготовиться к встрече с этими свидетелями, – возразил Спектер, мечтавший провести еврейские праздники с семьей. – Мне бы лучше поехать через неделю.

– Я рассчитывал, что вы поедете сегодня же вечером, – ответил Уоррен.

Они пришли к компромиссу: Спектер согласился выехать в четверг. Жену и детей он попросил приехать в Канзас, чтобы там вместе провести праздник [13] .

Спектер надеялся во время поездки в Техас прояснить кое-какие загадки, связанные с показаниями медиков. Например, почему врачи больницы Паркленда первоначально сказали репортерам, что рана в горле президента – это входное отверстие, а не выходное (что исключало выстрел из окна книжного склада)? И какая цепочка улик связана с той почти неповрежденной пулей, которую нашли в коридоре первого этажа больницы – той пулей, которая, как теперь считал Спектер, ранила и Кеннеди, и Коннелли? Баллистические тесты показали, что эта пуля вылетела из винтовки Освальда.

Спектеру не терпелось своими глазами увидеть больницу Паркленда, пообщаться с врачами из отделения неотложной помощи, которые 22 ноября пытались вопреки всему спасти жизнь президента Соединенных Штатов. Больница, как оказалось, ничуть не походила на роскошные, прекрасно оборудованные больницы Вашингтона, где при обычных обстоятельствах лечился президент и члены его семьи. Больница Паркленда представляла собой большой, шумный, довольно запущенный медицинский центр на окраине большого города – «вытянутое тринадцатиэтажное тускло-коричневое здание учебной больницы», по воспоминаниям Спектера. Спектеру выделили небольшое помещение для переговоров, и он тут же взялся за дело, попросив администрацию больницы организовать ему встречи с «теми из персонала, кто имел хотя бы косвенное отношение» к оказанию помощи Кеннеди и Коннелли. «Я намерен получить показания под присягой от каждого врача, медсестры, санитара и постороннего, кто имел к этому отношение». В среду, 25 марта, он опросил подряд тринадцать свидетелей.

Позднее Спектер скажет, что, учитывая обстоятельства, работа сотрудников больницы Паркленда в день покушения была «превосходной». Доктор Чарльз Каррико, хирург-ординатор, который первым принял Кеннеди, сообщил Спектеру, что, когда он прибыл в отделение неотложной помощи, сердце президента еще билось. «С медицинской точки зрения, полагаю, он был еще жив», – сказал Каррико. Но Спектер знал, что выстрелом снесло столь значительную часть мозга, что все старания врачей были напрасны, хотя те и предпринимали «все мыслимые, отчаянные усилия спасти его».