Ван дер Вегели шли со мной. Софи Джейсон — с Барнаби Грантом. Мы не встретили по пути никого, и они говорят про себя то же самое.

Вопрос. Если Мейлер убил Виолетту, пока с нас делали групповой снимок, зачем он — физически не сильный человек — проделал тяжелую, изнурительную работу — прятал труп в саркофаг и потом прикрывал его неподъемной крышкой вместо того, чтобы сделать то, что впоследствии было проделано с ним? Почему он не сбросил тело в колодец?

Ответа у меня нет.

С другой стороны, предположим, что их обоих убил один человек. Тогда зачем? Я не понимаю, но, допустим, все было именно так. Зачем, скажите мне Бога ради, класть Виолетту в саркофаг и сбрасывать Мейлера в колодец? Ради разнообразия?

Но, допустим, с третьей стороны, Мейлер убил Виолетту и ничего не успел сделать прежде, чем сам был пристукнут и сброшен в колодец? Подходит? Кажется, больше. Но зачем тогда убийце укладывать Виолетту в гроб? Это вопрос попроще. Много проще.

Полагаю, тут можно зайти с четвертой стороны. Вообще, сторон тут — сколько рук у индийского божества. Предположим, Виолетта убила Мейлера и сбросила его вниз и потом была сама… Нет, с этим я не могу согласиться.

Как долго мы находились все вместе под невидящим взглядом Митры? Суит появился первым, потом минут через пять — молодой Дорн. Потом было фотографирование. Обсуждение, перемещение, построение. Мы с Софи острили, и Грант ненавидел нас. Он только сказал Софи: «Так вам и надо, черт вас возьми», когда ей пришлось отражать поползновения майора, — в тот самый момент, когда стукнула крышка саркофага, если это была крышка саркофага. После этого произошла неудача со вспышкой, бесконечное ожидание, пока баронесса не наладила свою технику. По крайней мере, десять минут, надо думать. Затем Дорн сфотографировал Митру. Затем нас щелкнула баронесса, на сей раз удачно. Затем она сделала еще два снимка, не без перегруппировки и разговоров. Еще четыре минуты? Наверняка. И наконец, барон поменялся местами с баронессой и ослепил нас еще раз. Затем Грант прочел отрывок из романа. Еще пять минут. А затем группа разбилась. После чего опять никаких данных о Дорне и Суите. Так что получается, что мы пробыли в этом проклятом подземелье минут двадцать пять плюс-минус пять минут. Так что на данное время у всех есть алиби. У всех? Нет. Не совсем. Нет… «Терпи, душа, изобличится зло» [51] . Держитесь за шляпы, ребята…»

Вой сирен послышался в отдалении, быстро приблизился и взорвался на маленькой улочке. Полиция. Squadra Omicidi в полном составе. Три большие машины и автофургон, восемь агентов и четверо субъектов рабочего вида в комбинезонах.

Аллейн заплатил по счету и вернулся в церковь; затылок, плечи и ребра болели сильнее, но в целом ему удалось вернуть себе всегдашнюю бодрость.

Выгрузили массу оборудования: две пары резиновых сапог, веревки, лебедки, раздвижную лестницу, носилки. Вице-квестор Бергарми наблюдал за действиями подчиненных раздраженно и свысока. Он церемонно приветствовал Аллейна.

Завсегдатаи кафе, несколько групп подростков, одна-две машины задержались перед церковью — их разгоняли два агента, ничем более не занятых. Вышел брат Доминик, осмотрел собравшихся и открыл главные двери.

— Синьор Аллейн, квестор Вальдарно шлет вам поздравления, — неохотно выговорил Бергарми. — Он просил меня передать его надежду, что вы не утратите интерес к нашему следствию.

— Я очень ему признателен, — ответил Аллейн, подыскивая правильные итальянские фразы, — и буду счастлив помочь, постараюсь не доставлять вам неприятностей.

— Niente affatto [52] , — ответил Бергарми, что, на слух Аллейна, прозвучало как «Пусть вас это не заботит» или даже «Перестаньте», но только гораздо менее дружелюбно.

Было уже начало одиннадцатого, когда люди Бергарми вытащили тело Себастиана Мейлера в инсулу.

Оно лежало на носилках неподалеку от саркофага, нелепые останки полного, дряблого человека. Страшным образом оно напоминало тело Виолетты. Это происходило потому, что мистер Мейлер был тоже задушен.

Тело сохранило следы побоев, нанесенных как до, так и после смерти, сказал медик — вероятно, полицейский врач, призванный делать осмотр на месте. Лицо Мейлера было изувечено ударами о сломанную каменную решетку. Помимо обычных кровоподтеков от удушения руками, на подбородке виднелось темное лиловое пятно. Аллейн наблюдал за действиями полиции и говорил, только когда к нему обращались. В поведении проводивших следствие полицейских чувствовалось некоторое высокомерие.

— Конечно, мы сделаем вскрытие, — сказал врач. — Он был человеком плотного телосложения. — Несомненно, мы обнаружим, что он был убит вскоре после принятия пищи. Ессо! На это есть явные указания. Закройте труп. — Труп закрыли. — И унесите его, — прибавил врач. — Если только, конечно… — он поклонился Аллейну, который сделал шаг вперед, — …синьор суперинтендант не захочет…

— Благодарю вас, — сказал Аллейн. — Джентльмены, я уверен, вы уже сфотографировали все, что надо для следствия, но, к сожалению, как нам всем известно, в столь трудных условиях могут быть неудачи. Когда я обнаружил тело, я сделал его снимок в первоначальном положении. — Он достал свой особенный аппаратик. — Кажется, я ухитрился его не разбить, — сказал он. — На всякий случай, если вам понадобится снимок, я буду счастлив дать его вам.

Последовавшее за этим мгновенное молчание, по-видимому, означало, что вытаскивавшие тело на поверхность никаких фотоснимков внизу не сделали.

— Может быть, мне будет позволено отщелкать пленку, — поспешил он спасти положение, — и тогда я попрошу вас о еще одном одолжении. Синьор Бергарми, может быть, в вашей лаборатории не сочтут за труд проявить ее.

— Конечно, синьор. С удовольствием.

— Вы очень любезны, — сказал Аллейн и, сейчас же отдернув простыню, сделал четыре снимка с покойного Мейлера, обратив особое внимание на его правую ногу. Затем он вынул кассету и с поклоном передал ее Бергарми.