когда с испанцами воевали. Капитан тогда щенком был совсем, а Мюррей-старший помощником капитана

ходил на «Прекрасной Элизабет». Хороший был офицер, щедрый и на зуботчины и на выпивку, ругался как

сам морской дьявол. Драчка тогда выдалась жаркая, испанцы нам борт прострелили у ватерлинии, мы в

абордаж собрались, тут-то его и сшибло – руку напрочь оторвало и в воду сбило картечью. Он кричал-

кричал, а подмоги-то не дождался – сгинул без покаяния. Потому-то наш кэп и молится и команду блюдёт и

все заработки монахам сплавляет – надеется отмолить братнюю душу.

Ошарашенный Джуд кивнул. Говорила ему мамашка, когда трезвой была: думай, что делаешь,

головой думай, чтобы жопой не отвечать. И закрепляла урок – когда верёвкой, когда куском сети, а когда и

треской по чему-ни-попадя.

– В общем это… не п-п-повезло тебе, парень, – Билли хотел добавить ещё что-то, но не стал, – Сиди

пока, ввечеру принесу выпить.

Тёмный трюм оказался не лучшим местом для отдыха и ночлега. Снять сапоги Джуд не рискнул –

крыс на корабле было больше, чем вшей в бороде у боцмана. Пришлось прислонить сундучок к углу и

усесться на нём подобрав ноги. Дохлая птица успела оттянуть шею, она казалась липкой на ощупь и очень

тяжёлой, но снимать её было рискованно – Мюррей вполне мог добавить с полсотни линьков за

непокорство. Джуд достал из кармана кусок солонины, вцепился в него зубами и так и заснул с мясом во

рту.

Разбудили его крысы. С десяток тварей сидело на нём – на коленях, плечах, даже в волосах. Он не

видел зверей, но чувствовал их тепло, острые морды, маленькие когтистые лапки. Самая наглая забралась на

спину чёртову альбатросу и обнюхивала лицо. Джуд вспомнил, что болтали о тварях в кубрике, будто бы

сперва они выгрызают глаза и щёки. Он хотел заорать, но не смог открыть рот – челюсти свело от страха.

Крыса дотронулась горячим язычком до его носа и фыркнула – Джуд готов был поклясться – тварь

смеялась. Она коротко запищала, словно давая команду, и спрыгнула в темноту. Остальные грызуны

последовали за ней. Остался только отвратительный запах, словно клятая птица висела на шее не пару

часов, а неделю. Стало холодно. Джуд свернулся клубком, натянул на плечи мокрый буршлат и задремал

снова

Ждать пришлось долго. Билли так и стал спускаться к приятелю, путешествие затянулось почти на

сутки. В Бристоль «Дамиетта» прибыла вечером пятницы – Джуд почувствовал, как остановилось движение

деревянного корпуса, но из трюма его вытащили только утром субботы. Альбатрос к тому времени пах, как

целая сотня издохших птиц, под перьями копошились белёсые черви. От долгой неподвижности у Джуда

подгибались ноги, солнечный свет бил в глаза, заставлял щуриться и отворачивать голову. Команда стояла

вдоль борта, словно провожала покойника. В лицо никто не смотрел. Кэп Мюррей тоже выглядел грустно –

похоже, эти дни старый святоша пил горькую.

– Вот твоя плата, матрос Хамдрам. И ступай с богом.

Две золотых «Лиззи» и десять шиллингов. Подряжались на фунт.

– Спасибо, сэр! Простите…

– Ступай! – в голосе капитана появились тяжёлые нотки.

Джуд подхватил сундучок и спустился в шлюпку. Старина Билли вывез его к причалу и даже

обниматься не стал – похлопал по плечу, вздохнул:

– Бывай, парень!

Преисполненный благодарности Джуд хотел подарить ему запасную трубку – почти новую

вересковую трубку с удобным мундштуком, – но приятель мотнул головой и налёг на вёсла. Шумный порт

дожидался Джуда, кучерявые девки истосковались без поцелуев, а какой-нибудь капитан Пушка только и

ищет в команду молодого свирепого храбреца. …Осталась сущая мелочь. В последний раз Джуд окинул

взглядом стройный профиль «Дамиетты» – под лучами апрельского солнца она как никогда походила на

чопорную фламандку – взял сундучок поудобнее и зашагал куда глаза глядят. Мимо шикарных шхун и

утлых рыбачьих судёнышек, мимо пышных, словно аристократы, королевских судов и хищных каперов…

«Быстрый» слишком обшарпан, на «Мальтийце», капитан сволочь, а вот узкая, словно морда борзой