Шрифт:
— …Не знаю! Услышали рев сигнального рога, добежали до Дворцовой, а там — ваша карета и трупы…
— Расскажу… Все… Когда выкупаюсь… — прикоснувшись к моему локтю, шепотом пообещала баронесса и нервно вытерла правую ладонь о платье.
Что скрывается за этим жестом, я знал, как никто другой. Поэтому вцепился в руку первого попавшегося слуги и рявкнул:
— В покои леди Мэйнарии — бочку для омовений! Живо!!!
Парень поклонился и исчез.
— Спасибо… — одними губами сказала баронесса, потом вскинула голову и царственно поплыла к белой лестнице…
…С каждым шагом вверх по ступеням она становилась все увереннее и увереннее в себе, а когда мы поднялись на третий этаж и столкнулись со спешащей нам навстречу леди Этерией, участливо прикоснулась к плечу хозяйки особняка и грустно улыбнулась:
— Ты только не переживай, ладно? Он передумает, обязательно передумает! И вы снова будете вместе!
Баронесса Кейвази растерянно захлопала глазами:
— Кто передумает? Ты о чем, Мэй?
— Его величество! Мало ли — не выспался, разозлился на кого-то, плохо себя чувствовал…
Хозяйка особняка недоумевающе посмотрела на меня, а потом расхохоталась до слез:
— Мэй, ты о Неддаре, что ли?
— Ну да…
— Отец дал согласие! Свадьба — в начале третьего жолтеня [42] … А слухи об опале — лишь способ уберечь меня от покушений и интриг…
— Слухи? Ты… уверена?
— Конечно: прежде, чем приказать Арзаю их распространять, Неддар посоветовался со мной!
— Здорово… Я за тебя так рада! — улыбнулась баронесса д’Атерн и… как будто погасла — сгорбила плечи, закусила губу и снова принялась тереть правую ладонь о платье.
42
Жолтень — осень. В нем три месяца по четыре десятины.
Этерия Кейвази помрачнела, потом увидела пятна крови на ее платье и срывающимся голосом спросила:
— Мэй! Тебя ранили?!
— Нет… Переволновалась… Ничего страшного — часик посижу в бочке с горячей водой, лягу спать пораньше — и к утру приду в себя…
— К утру? — эхом переспросила леди Этерия и, закусив губу, посмотрела на меня.
Я пожал плечами — мол, пока Мэй не отойдет от покушения, мы никуда не поедем. И на всякий случай набычился.
Девушка понимающе кивнула и ласково прикоснулась к руке баронессы д’Атерн:
— Можно я с тобой посижу?
Мэй отрицательно помотала головой:
— Прости, но я бы хотела побыть одна…
…Когда водонос приволок последнее ведро с кипятком и вышел из купальни, Мэй собственноручно подперла входную дверь стулом и повернулась ко мне спиной:
— Расшнуруй корсет, пожалуйста!
— Что?
Она порывисто развернулась на месте и хрипло выдохнула:
— Я… только что… убила… человека…
— Ты защищала свою жизнь! — воскликнул я. — И сделала это только единожды [43] …
43
Кром решил, что Мэй переживает из-за будущего Посмертия. Ибо она верила во Вседержителя, а Изумрудная Скрижаль гласит следующее: «Тот, кто отво рил кровь единожды, подобен скакуну, вступившему на тонкий лед: любое движение, кроме шага назад, — суть путь в Небытие! Тот, кто отворит кровь дважды и более, воистину проклят. Он никогда не найдет пути к Вседержителю…»
— Ты меня не понял: я воткнула болт ему в глаз… Глаз лопнул и потек по лицу… Я вижу это до сих пор… Даже сейчас, когда смотрю на тебя…
— Твою руку направлял Бог — Воин… — глухо буркнул я. — И меру воздаяния для нападавшего тоже выбирал он! Значит, тот, кого ты убила, получил именно то, что заслужил!
— Да, наверное… Но чтобы перестать это видеть, мне нужно время… И твоя помощь…
Я закрыл глаза и кивнул:
— Помогу. Всем, чем смогу.
— Тогда расшнуруй корсет…
Глава 5 — Баронесса Мэйнария д’Атерн
…Разбойничий посвист, щелчок тетивы арбалета, испуганный вскрик, долгое, почти бесконечное мгновение тишины, новые щелчки… и я, перепуганно открыв глаза, вдруг поняла, что летящий к моему лицу окровавленный болт — всего лишь кошмар, навеянный теньканьем пересмешника [44] !
Облегченно перевела дух, вгляделась в белесое пятнышко шрама у себя перед носом и нервно сглотнула, поняв, что лежу, обнимая Крома за шею и забросив колено ему на живот!!!
44
Пересмешник — местное название соловья.
Вспыхнула, изо всех сил зажмурилась и вспомнила, что перед тем, как заснуть, целомудренно держала его за руку:
…Переступив через горку заляпанной кровью ткани, я кое-как стянула с себя нижнюю рубашку, бросила ее на пол, посмотрела на табурет, приставленный к бочке, и поняла, что взобраться на него не смогу.
Закусила губу, повернулась к Крому и тихонько попросила:
— Подойди, пожалуйста!
Меченый, стоявший с закрытыми глазами, сглотнул и, не открывая глаз, шагнул ко мне.