Ну а пока «Гебен» и «Бреслау» играли в прятки с Королевским флотом, фон Вангенгайм имел самую оживленную связь с Берлином Адмирал Тирпиц дорожил своими кораблями больше, чем собственной репутацией, и уж конечно никакой Александр Парвус с его личным пожеланием иметь линейный крейсер в нужное время и в нужном месте (по версии И. Бунича) не смог бы заставить Вильгельма Сушона ослушаться приказа из Берлина В создавшейся ситуации выбор был невелик При полном превосходстве англичан адмирал мог принять неравный бой и с честью погибнуть, либо уходить в нейтральный порт и интернироваться. В обоих случаях для флота и страны это означало потерю современного боевого корабля, каким являлся «Гебен». Бросок в Константинополь давал Сушону шанс Во всяком случае — избежать гибели. Остальное зависело от таланта, упорства и дара убеждения германского посла.

Отделавшись от Милна, Вильгельм Сушон оказался в положении слепого в темной комнате. Ему оставалось только ждать! Это доказывает и тот факт, что немецкая эскадра подходила к мысу Хеллес с орудиями, подготовленными к бою. Но форты турок молчали!

Сами англичане расценили бегство «Гебена» и «Бреслау» как малопонятный и позорный акт. Еще бы — враг уклонился от боя! Британский официоз «Нэйвал энд милитари рекорд» писал, в те дни: «При одном виде легкого крейсера «Глостер» германские корабли удрали под прикрытие Дарданелл. Чем бы ни кончилась война, это событие навсегда останется непонятным Маловероятно, чтобы германский морской штаб выступил наконец с разъяснениями и признался германскому народу в бесславном жребии, выпавшем на долю обоих кораблей в Средиземном море». Все претензии с адмиралов Милна и Траубриджа были сняты. Пока! Очень скоро ситуация изменится.

11 августа немецкий посол Вангенгайм, во избежание интернирования, предлагает военному министру Энверу «купить» корабли. На фоне жгучей обиды за реквизированные британцами дредноуты сделку оформили очень быстро. Уже 16 августа на крейсерах поднимают флаги ВМФ Турции, а германские офицеры меняют свои черные кайзеровские фуражки на малиновые фески. «Гебен» отныне называется «Султан Явуз Селим», а «Бреслау» — «Мидилли». Константинополь празднует — огромный серый исполин, какого еще не видела столица, украсил собой бухту Золотой Рог. Теперь у Стамбула две гордости: храм Айя София и «Явуз».

Историк Алан Мурхед пишет: «По ночам кофейни полны торжествующих, буйных немцев… Штабные машины, разрисованные кайзеровскими орлами, разъезжают улицами, выставляя себя напоказ, а энверовское военное министерство все больше становится похожим на германский военный штаб.

Унылый каламбур пронесся по иностранной колонии: «Deutschland liber Allah» («Германия превыше Аллаха»). Наконец опомнились срочно вернувшийся из отпуска сэр Луи Маллет и другие послы Антанты. На их протесты им с улыбкой объяснили, что пришедшие корабли теперь турецкие, а их экипажи укомплектованы немцами, так как лучшие моряки отправлены в Англию получать новые линкоры. Те самые, которых турки так и не дождались! Ситуация накалялась.

Немцы 11 октября окончательно развеивают сомнения Энвера, пообещав заем в 100 миллионов франков. 26 октября прибыла первая партия золота. Энвер окончательно ставит на Берлин! Пока правительство медлит, военный министр проводит консультации с контр–адмиралом Сушоном Турция полностью отдает себя в руки Германии и с получением первых слитков золота закрывает Проливы. Сотни пароходов, скопившихся по разные стороны Босфора, вынуждены развернуться и уйти домой. Теперь Россия отрезана от союзников окончательно! Сушон выводит турецкий флот в море на маневры, Энвер нервничает, министр внутренних дел Талаат все чаще пропадает в ресторанах… Войны боится, хотя первый шаг сделан. В Лондоне полным ходом идет трибунал над Милном, адмирал Фишер и молодой Черчилль прикидывают, можно ли взять Константинополь с моря, пробиваясь к русским, а на «Гебене» ждут сигнала. Энвер (не Сушон!) решается и передает контр–адмиралу секретный пакет…

27 октября турецкие корабли выбрали свои якоря. В 17 часов «Гебен» трижды повторил приказ флоту: «Сделайте все возможное во имя будущего Турции».

Курс эскадры лежал на восток — в Черное море. Ликующий германский посол герр Вангенгайм добился своего. Косвенно в выигрыше оказался и Парвус, ибо все, что шло во вред России, являлось благом для этого авантюриста. Энвер втянул Порту в войну против Антанты. Теперь, кроме закрытия проливов, требовалось ее эффектно начать!

Сушон–паша (теперь так!) разработал план атаки черноморского побережья России: «Гебен» и два эсминца должны были атаковать Севастополь (по некоторым источникам, с ними должен был находиться минный заградитель «Нилю- фер»); крейсер «Хамидие» — обстрелять Феодосию; «Бреслау» и минный крейсер «Берк» — обрушить снаряды и мины на Новороссийск. Два эсминца отряжались и к Одессе. Канонерской лодке «Пейки–шевкет» поручили перерезать телеграфный подводный кабель Варна — Севастополь. На всё Сушон отводил три дня! Контр–адмирал бросил встревоженному военному министру:

— Я раздавлю Черноморский флот!

И все же назвать дальнейшие события «черноморской Цусимой» (или ее началом) язык не поворачивается. Сушон, подобно всем европейским офицерам, глубоко презирал флот России после ее поражения в войне с Японией. Подобное пренебрежение к противнику всегда чревато серьезными просчетами и неминуемой оплеухой в ответ.

Дислокация российского флота перед атакой немецкого корсара выглядела так; в Севастополе находилось семь броненосцев постройки конца XIX и начала XX века. Они были разнотипными, но вместе могли не только дать линейному крейсеру достойный отпор, но и отправить его на дно. Калибр орудий трех из них составлял 305 мм, и уступали древние линкоры немцам лишь в скорости: 16–18 узлов (30–33 км/ч) было для них пределом. В главной базе флота стояли три крейсера, одна канонерская лодка, пять эсминцев, четыре подводные лодки, четыре минных заградителя и четыре транспортно–посыльных парохода.

В Евпатории дислоцировались 13 эсминцев; в Одессе стояли две канонерки и один минный заградитель. В море же на момент атаки находились три эсминца и минный заградитель «Прут». Флот имел подавляющее превосходство над любым противником в акватории Черного моря, и даже приход «Гебена» особого значения не имел. Во всяком случае, при совместном действии додредноутов.

Командовал всеми этими кораблями адмирал Андрей Августович Эбергард. Это о нем хлестко высказался адмирал С. О. Макаров: