— Не спешите, добрая женщина, — продолжал Шухрат, — будет вам оружие. После первого боя — обязательно…

Пастух не понял: то ли Шухрат всерьез говорил, что странновато, то ли он так Марину успокаивал, притишал громкую женщину. Но не притишил.

— У меня оно вообще-то есть, — не шибко логично и почему-то с обидой в голосе сама опровергла высказанную только что горящую надобность в «кольтах», тульских «токаревых» и прочих «макаровых».

И выложила на стол знакомую черную коробочку.

— Какое ж это оружие? — удивился Стрелок. — Это прибор. Ясен болт, супергениальный и всемогущий, мы на самих себе его испытали, но стрелять-то из него как? Типа ликвидировать супостатов… Ну, нажмете вы кнопочку, ну, перенесемся мы в очередной подмосковный пейзаж… или не подмосковный, — счел нужным уточнить ранее проходимое, — или подтамбовский, подрязанский, да если все его возможности врубить — даже подвладивостокский… Сами говорили, — напомнил Марине, — точное место попадания заранее, до переброски определить вы пока не можете. Не обижайтесь, но все переброски, переходы, переносы отсюда из вагона заструганы на вольный адрес «куда ни попадя». Это не плохо и не хорошо, это просто интересно. А время действия прибора заканчивается — и мы тут как тут. То есть в родном вагоне с родными бандюками Слима, и они нас вяжут в снопы… — Замолчал, переводя дух, добавил: — Ну не катит ваша коробочка в данной ситуации. Не просчитывается ее действие. А это риски…

После такого убедительного и страстного монолога должно было — опять же по житейской логике — повиснуть молчание. Но Пастух не дал. Он молча слушал аргументы сторон, не вмешивался до поры, а тут, видать, пора настала и — как там дальше в песне? — я пилотом стала и вот летаю высоко над землей…

— Один вопрос, Марина, — сказал он. — Этот ваш прибор… все же прибор, да?.. У него есть какие-либо ограничения в радиусе действия?

— Конкретизируйте вопрос, пожалуйста, — вполне по-академически попросила Марина.

Просьба ее для Пастуха, похоже, непростой была. Никто в их временно-поездной гоп-компании всерьез не представлял себе всех возможностей прибора. Минувший — внезапно состоявшийся — опыт очень наглядно показал откровенно фантастическую способность оного прибора перемещать в пространстве некую — ну, небольшую — группу людей на некое — недлинное, если по прошедшему ранее опыту, — расстояние. Пусть даже и в какое-то другое пространство, хотя ничего «другого» в минувшем приключении не чувствовалось. Ну, допустим, чудо. И все. Иных чудес не испытали, а к испытанному разок-другой привыкаешь быстро. И, судя опять же по не богатым информацией рассказам Марины, возможности прибора доселе не использованы, не опробованы. То ли не доработали чего-то где-то, то ли академическая осторожность ученых притормозила процесс, но изначальный замысел, о коем как-то влегкую упоминалось Мариной, был явно более глубоким.

Складывалось ощущение — ну, у того же Пастуха оно складывалось! — что муж Марины не торопился с полевыми экспериментами или — если попроще! — вообще не поспешал зря. Он был наверняка хорошим, вдумчивым, осторожным ученым, которому и спешить было некуда и незачем. Дело всей его жизни, а черная коробка и есть это дело — так он ее, как чуткая и опасливая мать, лелеял — да, холил — тоже, развивал — несомненно, но из рук не выпускал. Берег. Зачем — ответа уже не получить. Но вот чем оно, это дело жизни, необыкновенно, диковинно, небывало — это возможно и необходимо узнать. И вряд ли Марина не станет помогать! Уж что-что, а она категорически не дура. Это ж и ее буквально персональное дело, ею с мужем начатое, ею — уж как фишка выпала! — и будет продолженное…

Молчание — оно же безмолвие, оно же затишье, оно же «тихий ангел пролетел» — затягивалось. Марина потребовала конкретизации вопроса, Пастух в принципе оному не возражал, но понятия не имел, как его конкретизировать. Лучше всего, считал он потихоньку, задать вопрос в лоб. Тупой утилитарный вопрос: можно ли надеяться на современную прикладную науку в предельно конкретной ситуации серьезного аларма? То есть боевой тревоги. И не заморачиваться, и не жалеть вдову из вежливости: мол, не бередите ее, не до алармов бедняжке. Вдова, считал Пастух, женщинка куда как сильная и уж никак не бедняжка. Услышь она такое о себе суждение, убила бы судящего, не задумываясь. А дело не ждет. И вряд ли кто-нибудь из дорожной гоп-компании всерьез может представить себе масштаб опасности под кодовым названием «Слим сотоварищи». Разве что сам Пастух и худо-бедно — Стрелок, который не столь близко сталкивался с вариацией аларма по имени Слим.

Поэтому Пастух и сказал, стараясь быть архи-тактичным:

— Марина, извините за назойливость, но ситуация разгорелась не по-детски. Известный вам Слим — уж и не понаслышке известный — в данный момент находится в поезде, в другом вагоне, у него — команда, полдюжины парней, все вооружены, справно экипированы, хотят войны. И Слим хочет. Точнее: ему она просто позарез нужна. А враги — это мы. Я, Стрелок, Шухрат, начальник поезда тоже… Даже проводница Лиза — только потому, что она с нами. А главная цель Слима — это вы, Марина, вы, вы, мы ему здесь все на хрен не нужны, мы ему мешаем постоянно, ему позарез надо заполучить вас живую и невредимую и к кому-то — а он знает к кому! — живой и невредимой вас доставить. Склонен вольно полагать, что этот «кто-то» — наш соплеменник, российский подданный, далеко не бедный и мыслящий широко и богато, типа того…

— Я-то ему зачем? — спросила Марина.

В голосе ее имели место изумление, ужас, тут же — паника в глазах, а одновременно — восторг, круто замешанный на отчаянии, так чуткому Пастуху показалось, а вот если все вышеперечисленное смешать, но не взбалтывать, то тогда, уверенно полагал Пастух, уж точно получится нынешняя Марина, толком не опознанный объект! Или все же субъект…

— Вы — повод, — все-таки так объяснил Пастух, — и ваш муж был поводом, пока не ушел из жизни. А причина — не он и не вы, и не столько он и вы, а ваша с ним работа, о которой мы все… — Он посмотрел на присутствующих, глянул в окно, коридор не забыл, где уже стояла столбиком проводница Лиза, кем-то до кучи высвистанная, и повторил: — О которой мы все ни хрена не знаем, кроме красивого словосочетания «параллельные пространства». Как наши неприятели думают? Вот она, черная коробочка, мы ее стырим у этой замечательной женщины, и весь мир будет в наших руках, ура и бис! Не так ли?..