Руки дрожат. Куда там стрелять. Сел на ящик. Самозарядку прислонил к стене. Голову зажал в ладони и сижу. Так и заснул…

Унков собрал нас к себе через одного. Он у нас командир отделения. Дали тряпичный зеленый треугольник на петлицу — вот и младший сержант. Объясняет:

— Ленькино довольствие в общем котле, на всех пойдет.

В ячейке у Женьки два термоса, на ящике — каравай ситного. По стене, на корточках: Пашков, Малыгин, Шляпников и я. Второй номер Шляпникова у «максима», на всякий случай.

Унков в пайку тесаком тычет:

— Кому?

Малыгин называет.

Мне, как всегда, самый маленький кусок. Обидно.

Похлебки по полкотелка на брата: жижица, в ней тонюсенькие два-три ломтика копченой колбасы, волокна развареной капусты. Котелок — один на двоих. Ложка — у каждого за обмоткой. Кружка — тоже на двоих. За счет убитых всем наказали обзавестись кружками и котелками. Я уже владею Ленькиной кружкой.

— Самозарядка у Васильева отказала, — говорит Унков. — Для СВТ шомпол у Путимцева, покуда один на всех. Завтра на всех раздадут. Винтовки наши из ремонта, разукомплектованы.

— Подшлемники выдали, а касок нет, — говорю я.

— Каски тоже подвезут, — говорит Унков.

Левка Шляпников, ровно моль, белобрысый. Глаза голубые, сам сухонький. Что это взбрело Седову его на пулемет? «Максим» — ведь не только стрелять, горбатить сколько! У Левки пилотка с подшлемником до самых бровей, телогрейка коробом, в штаны еще одного Левку можно засунуть. Помню, его в первом классе дразнили: «Скелет — восемь лет, голова на палке, жопа на каталке!» С того времени Левка не раздобрел, а тут «максим»…

— До завтра больше никакой жратвы. — Унков термос прикрыл, отодвинул. — Политрук тяжело ранен, скорее всего насмерть. От Погожева приказ: комсоставу переобмундироваться в красноармейское.

— Снайперы, мать их в корень, — шепчет Пашков.

— Интересно, у немцев офицеры тоже в солдатское переобмундированы? — спрашивает Малыгин.

— У них солдаты одеты как офицеры, — говорит Левка. — Что, не видел?

— А он в Москву тогда, в ноябре, дралу дал, — объясняет Колька Брагин. — Из Москвы не разглядишь.

— А можно и наоборот, — говорит Малыгин, — всех переобмундировать в командирское: шинели да ремни. И не будет у снайперов выбора.

Жуем, молчим. На всякий случай куревом запасаемся. Махорка тут же, в бочонке. Отличная махорка. За такую в тылу — любые продукты. А здесь бери сколько хошь, чтоб не так горько было подыхать.

— Противотанковые ружья обещали, — говорит Унков. — По три на батальон. Расчеты отберут, в тылу научат стрелять. Курить можно, но без дыма. Немцы на то место мины могут кинуть.

— Обещанного три года ждут, — ворчит Малыгин. Это он о противотанковых ружьях. Малыгин-то вообще парень хамоватый, а уж как хлебнет, всегда бузит. Батя у него такой же: выпьет — и пошел бузить…

— Туда, по траншее — это на Угру, — разъясняет Унков. — Малыгин, Васильев, Брагин, получить бутылки с горючкой и разнести ребятам. Другим тоже жевать охота. Валяй первым, Малыга! Всем — на места!

Сижу у себя, ровно не ел. Вместо брюха — дыра. Хотя бы самый крохотный кусочек сала. Отчаяние такое! Что же это?..

Журчит вода, захлестывает на слабинке настил. Ветерок доносит немецкую речь, плеск. Воду вычерпывают, что ли? Близко возятся.

Выстрел — и снова затишье. Глаза слипаются…

Отвечаю:

— Патронов впрок, и винтовка исправна, командир.

Стою на полусогнутых. Лотареву-то нипочем: бруствер выше макушки. На настиле стоит, а все едино не достает. Кныш и есть.

Спрашиваю:

— Против нас — эсэсовцы?

— Восемьсот пятнадцатая пехотная дивизия, — говорит. — В ближний бой не сунутся. В ротах у них по семьдесят человек. Полк, что мы сменили, морду этим набил… Зачем выставил бутылки?

— Куда их, — говорю, — вода кругом?

— Спрячь!

А сам заглядывает в бойницу. Сопит, желваками играет. А сколько не пяль глаза, только и увидишь: валик, мертвецы, воронки…

Командира в нем нынче не то что немцам, своим не признать. Ватник старый, в дырьях. Пилотка в грубой штопке, по голове блином разъехалась.

— Спрячь бутылки, Гудков. Сколько повторять? Сгореть хочешь?

— Прячу. Отчего не спрятать? А только хорошо, не сгодились бы…