– Конечно, могли бы, но тогда вы не найдете ребенка. Ведь это не далеко от моря, и мальчик может легко ускользнуть из ваших рук.

– А мой товарищ Эрон в отчаянии так же легко может отправить вас на гильотину.

– Совершенно верно, – спокойно ответил Блейкни, – но, мне кажется, мы уже решили, что руководить этим маленьким путешествием буду я? Ведь вам не столько нужен дофин, сколько мое участие в этом предательстве?

– Вы, как всегда, правы, сэр Перси. Итак, после Креси мы вполне подчиняемся вашим указаниям.

– На путешествие понадобится не более трех дней, сэр.

– Которые вы проведете в карете в обществе моего друга Эрона, – произнес Шовелен. – Затем я полагаю, сэр Перси, что вы пожелаете списаться с кем-нибудь из ваших единомышленников.

– Конечно. Кто-нибудь должен же передать другим… тем, кто охраняет дофина.

– Вот именно. Поэтому прошу вас написать одному из ваших друзей, что вы решили передать нам дофина в обмен на вашу личную свободу.

– Вы только что сказали, что не можете мне обещать эту свободу, – спокойно возразил Блейкни.

– Если все окончится благополучно и если вы напишете такое письмо, какое я вам продиктую, – презрительно произнес Шовелен, – то мы можем даже гарантировать вам свободу.

– Ваша доброта превосходит всякое вероятие, сэр.

– Так прошу вас писать. Кому из ваших друзей предназначается эта честь?

– Моему зятю, Арману Сен-Жюсту. Я думаю, что он еще в Париже. Он может уведомить остальных… Что желаете вы, чтобы я написал? – спросил Блейкни, придвигая к себе бумагу, перо и чернила и приготовляясь писать.

– Начните письмо, как хотите. Теперь продолжайте! – И он начал медленно диктовать: «Я не могу больше переносить такое состояние. Гражданин Эрон, так же, как и месье Шовелен»… Да, сэр Перси, Шовелен, а не Шамбертен: Шо-ве-лен, так верно… «создали мне в тюрьме настоящий ад».

Блейкни с улыбкой взглянул на него.

– Вы сами на себя клевещете, дорогой месье Шамбертен! – сказал он. – Мне здесь было неплохо.

– Я хотел выразиться перед вашим другом о вашем поступке как можно мягче, – сухо возразил Шовелен.

– Благодарю вас, сэр. Продолжайте, пожалуйста!

– «Настоящий ад». Написали? Да? «И мне пришлось уступить. Завтра на заре мы отправляемся в путь, и я проведу гражданина Эрона туда, где скрыт дофин. Но власти требуют, чтобы в этой экспедиции меня сопровождал кто-нибудь из членов Лиги Алого Первоцвета. Поэтому я прошу Вас»… или «требую», как хотите, сэр Перси.

– Я напишу: «прошу Вас»… Это положительно становится очень интересно.

– «Присоединиться к экспедиции. Мы отправляемся на заре, и Вас просят быть у главных ворот тюрьмы ровно в шесть часов. У меня есть удостоверение властей, что Вы будете неприкосновенны; если же Вы откажетесь сопровождать меня, то назавтра меня ожидает гильотина».

– «Меня ожидает гильотина». Эти слова звучат очень весело, не правда ли, месье Шамбертен? – сказал Блейкни, видимо, нисколько не удивленный тем, что сам написал под диктовку. – Знаете, мне даже было весело писать все это: это так напомнило мне счастливые булонские дни!

Шовелен плотно сжал губы и, не отвечая на насмешку, ограничился тем, что кивнул в сторону дежурной комнаты, откуда доносились громкие разговоры и смех, к которым примешивалось иногда бряцание оружия; все свидетельствовало о присутствии значительного числа солдат.

– Но в Булони были несколько иные условия, – невозмутимо заметил он. – Угодно вам подписать теперь письмо, сэр Перси?

– С большим удовольствием, – ответил Блейкни, изящным росчерком подписывая свое имя.

Взяв у него из рук письмо, Шовелен внимательно прочел его, точно искал какого-то тайного смысла в им самим продиктованных словах; тщательно исследовав подпись и удостоверившись, что в письме не было никакого знака, который указывал бы, что написанному следует придавать иное значение, он собственноручно сложил письмо и спрятал в карман.

– Берегитесь, месье Шамбертен, – беззаботно сказал сэр Перси. – Письмо может прожечь дыру в вашем элегантном камзоле.

– Оно не успеет сделать это, сэр Перси – спокойно ответил Шовелен, – и, если вы сообщите мне адрес гражданина Сен-Жюста, я немедленно отнесу ему письмо.

– В такой поздний час? Бедняга Арман! Он, вероятно, уже в постели. Он живет на улице Круа-Бланш, сэр… но ведь вы сами были там, гражданин Шовелен. А теперь нельзя ли лечь спать? – прибавил Блейкни, громко и демонстративно зевая. – Вы говорите, что мы выезжаем на заре, а я чертовски устал.