– Проходите, – буркнул дородный усач-охранник, с трудом оторвав взгляд от декольте Милены.

Группа Патрика вышла уже на вечернюю прогулку, воспитательница – широкоплечая дама средних лет, заметный пушок на верхней губе, сросшиеся брови – с нетерпением ждала родителей, чего не скажешь о детках, которые с визгом носились по площадке, отгороженной от внешнего мира мешками с песком.

Наш голубоглазый блондин без малого шести лет от роду – в футболке, штанишках и бейсболке – увлеченно катал машинку в компании одногодков-автолюбителей.

– Здравствуйте, Герда Генриховна. – Милена заискивающе улыбнулась. Супруга робела перед новой воспитательницей, выправке которой позавидовал бы эсесовский фельдфебель. – Как сегодня наш мальчик?

– Вы задержались, – снизошла до ответа фройляйн Герда, удивив меня тем, что не вскинула руку в легионерском салюте и не рявкнула по-немецки непотребное. Неужели не было никого нежней вместо заболевшей вдруг Татьяны Ивановны?..

– Работа, знаете ли, – извинилась Милена.

– Да-да, работа, – поддержал я супругу. – У всех нас есть работа, и это прекрасно, что есть, было бы хуже, если б не было…

Женщины дружно – с подозрением! – уставились на меня.

Настал момент для признания?! Но я не готов!

Выручил Патрик.

– Папочка ты мой любимый! – сын кинулся ко мне на шею, прижался крохотным тельцем, таким беззащитным, что захотелось обернуть его своей железобетонной плотью, привыкшей к ударам судьбы, выстрелам из-за угла и прочим ежесекундным напастям.

Я настолько остро почувствовал желание защитить сына от всего мира, что тут же одернул себя. Парню ведь жить здесь, а значит, ему нужно отрастить собственный железобетон и научиться распознавать опасности, чтобы противостоять им с должным упорством.

Чуть отстранив от себя мальчишку, я протянул руку:

– Ну здорово, сынок.

Он тут же сделал «взрослое» лицо и со всей детской серьезностью вцепился крохотными пальчиками в мою ладонь:

– Здорово, папочка!

Только после этого Патрик взглянул на Милену. Поджав губы, та наблюдала за нашими нежностями – уверен, супруга неимоверно ревновала сына ко мне, но старалась не показывать виду.

– А-а, мамочка, и ты здесь… Хочешь, я тебе что-то скажу? – спросил Патрик. А когда Милена, кивнув, наклонилась к нему, он повис у нее на шее и, зарывшись лицом в светлые локоны, закричал: – Мамочка, я тебя люблю! Я тебя очень люблю!

Воспитательница поморщилась, а на глазах моей благоверной блеснули слезы, хотя ее не так просто разжалобить. Только у нашего поросенка и получается.

– До побачення! [3] – крикнул Патрик друзьям, радостно замахавшим ему вслед.

Отобрав свое оружие у охраны, мы покинули детсад.

И прямо за воротами столкнулись с сухонькой женщиной, седые волосы которой толстой косой обвивались вокруг головы. На ней были серые брючки в серую полоску и серый двубортный пиджак, под которым просматривался жилет с крупными серыми пуговицами. На ногах она носила туфли-лодочки – угадайте какого цвета? На шею женщина повязала отнюдь не радужный платок. На сером лице – без следа румянца и загара – серели глаза.

Она походила на гигантскую крысу, вставшую на задние лапы.

Или на чью-то ожившую тень.

– Смотри, куда прешь! – прошипела женщина, едва не выронив театральный бинокль, в который она что-то высматривала, а ведь Милена лишь слегка задела ее серую сумку своей лиловой, в которой так чудесно помещались косметичка и ОЦ-33 с двумя запасными магазинами.

Супруга просто обязана была отбрить «крысу», но она вдруг замерла, всплеснула руками и заулыбалась во все тридцать два без кариеса:

– Тетушка, вы ли это?! Столько лет, столько зим! Это я, Милена!

Женщина торопливо спрятала бинокль в сумку, а вместо него вытащила очки с толстенными линзами и, надев их, уставилась на мою благоверную:

– Милечка? Доченька моего братца? Какая ты выросла! Красавица!

Я был уверен: у тетушки окажется совершенно непроизносимое имя, ведь в многонациональном Вавилоне с именами просто беда, с отчествами – кошмар, а фамилии так вообще зачастую такие, что хоть красней. Однако выяснилось, что тетушку зовут Роза Ивановна Сердюк и что она рада видеть Милену: «А кто этот замечательный малыш-ангелочек? А это муж твой, Милечка? Да-да, я вижу, хороший мужчина, импозантный такой, надежный, держись его, сразу видно, с ним – хоть на край света…»

С каждой секундой общения ожившая тень становилась выпуклей, крысиная серость отступала, насыщаясь богатством оттенков, и даже глаза Розы Ивановны стали голубыми, а лицо с доброй улыбкой – всего лишь бледным, не более того.

Напоследок Милена и ее приятная во всех отношениях тетушка обменялись номерами мобильников и договорились созвониться на днях, чтобы встретиться, посидеть за рюмкой капучино и поговорить обстоятельней. За сим Роза Ивановна откланялась.

И я тут же почувствовал чей-то пристальный взгляд.