Она улыбнулась ему в ответ и внезапно почувствовала, что любит его так сильно, что ничто во всем мире не имеет значения, кроме ее страстного желания быть с ним и сделать его счастливым.

— Да, — сказала она. — Я хочу выйти за тебя замуж. Но давай не ждать моих родителей, Джонни. Я передумала. Давай, в конце концов, поженимся как можно быстрее…

В половине двенадцатого тем же вечером Джон набрал телефонный номер.

— Все прекрасно, — сказал он в трубку. — Мы поженимся на этой неделе, медовый месяц в Париже — десять дней, потом на день-два опять в Лондон — забрать Джастина, и потом мы все вместе возвращаемся в Канаду, подальше от анонимного абонента и любой возможности, при которой Сара узнала бы что-нибудь. Для нее лучше ничего не знать.

Он помолчал, слушая.

— Да. Без проблем. Она даже не задала ни одного вопроса о Софии. Я сделал акцент именно на том, о чем ты посоветовала.

Опять пауза. Ночь вступала в свои права все увереннее. Потом он сказал:

— Как я ей все объясню? Это выглядит чертовски странно, если я поеду туда, особенно имея в виду мой разговор с ней вчера вечером о Софии… Ну да, конечно! Да, это звучит достаточно резонно… Хорошо, тогда увидимся с тобой через две недели. До свидания, дорогая… и думай обо мне.

Отель в Париже, в котором они остановились, был огромен, великолепен и комфортабелен, и Сара хотя и улыбалась весело, на самом деле чувствовала себя очень маленькой, потерянной и уставшей от постоянного волнения. Позже, вечером, в знаменитом ресторане она попыталась отдать должное роскошным блюдам, но взвинченность и напряжение только увеличивались, и в конце концов она не могла уже больше есть. Наконец они вернулись в отель, пожелали спокойной ночи дежурному за стойкой и отправились в свои апартаменты на втором этаже.

Джон ушел в ванную. Медленно раздеваясь, Сара слышала журчание воды, льющейся из душа. Значит, у нее есть возможность несколько минут побыть наедине с собой. Она старалась не думать о Софии. Что бы сделала София в свою первую брачную ночь? Вряд ли она дрожала бы во время обеда, сплошь состоявшего из экзотических блюд, а еще менее вероятно, чтобы она так же напрасно теряла драгоценные минуты, безуспешно пытаясь расстегнуть платье непослушными пальцами… Возможно, Джон жил с Софией до того, как женился на ней. С Сарой он на этом не настаивал, но она, конечно, совсем другое дело. А София была такая привлекательная и еще — иностранка. Быть иностранкой это, наверное, совсем другое дело. А может, нет?

Она присела у туалетного столика в ночной рубашке, пытаясь привести в порядок волосы суетливыми неверными движениями. «Интересно, — думала она, — как София выглядела внешне? Я никогда не спрашивала Джона. Должно быть, она была темная, как Джастин, и, наверное, стройная и гибкая. Думаю, темнее меня и стройнее тоже. И, конечно, она была красивее. О Боже, как бы Джон рассердился, если бы он мог слышать мои мысли! Надо перестать думать о Софии».

Джон вернулся из ванной и небрежно бросил одежду на кресло. Он был голый.

— Наверное, я приму ванну, — сказала Сара, обращаясь к своим ногтям на пальцах рук. — Как ты думаешь, это имеет значение?

— Ни малейшего, — сказал Джон, — за исключением того, что нам обоим будет весьма жарко в постели.

Ванная была утешительной тюрьмой, наполненной паром и теплом. Ванна наливалась долго, почти так же долго, как Сара мылась. Она вытиралась очень медленно, а потом села на табуретку, и слезы медленно закапали из глаз. Она попыталась загнать их обратно, но внезапно на нее накатилась волна тоски по дому, и слезы отказались ей подчиняться. Комната поплыла перед глазами, борьба с рыданиями разрывала ей горло, и она в ужасе думала, что у нее не хватит сил вернуться в спальню, когда Джон подергал ручку запертой двери.

— Сара?

Она беззвучно всхлипнула, не ответив.

— Ты можешь впустить меня?

Она попыталась сказать что-то, но не смогла.

— Пожалуйста!

Она резко смахнула слезы, спотыкаясь пошла к двери и отперла ее. Возвращаясь вслепую к табуретке перед зеркалом, она слышала, как Джон вошел. Она помедлила, с ужасом пытаясь представить его настроение, молясь про себя, чтобы он не был слишком рассержен.

— Сара, — услышала она его голос. — Дорогая Сара.

И вдруг он ласково обнял ее, как будто она была очень маленькой, и крепко прижал к себе неловким успокаивающим движением, которое неожиданно растрогало ее. Она никогда не думала, что он способен быть таким нежным.

— Ты думаешь о Софии, — прошептал он ей на ухо. — Я бы хотел, чтоб ты этого не делала, Сара, не думай больше о Софии.

Страхи выветрились из ее головы, и, когда он нагнул голову, чтобы поцеловать ее в губы, она наконец впервые осознала, какое место занимает в его сердце, прежде чем мир закружился у нее перед глазами и превратился в карусель огня.