Ее слова до сих пор звучат у меня в ушах. Она не сказала: «Мистер Касталлак» или хотя бы: «Молодой мистер Касталлак». Просто: «Молодой мистер Марк».

— Ну что ж, впусти его, — сказала Джанна Рослин, и в ее спокойном, ровном голосе прозвучала нотка нетерпения. — В самом деле, Гризельда, разве можно быть такой негостеприимной?

Старая карга, ворча, сняла цепочку и открыла дверь еще на несколько дюймов. Я протиснулся мимо нее в комнату.

Она стояла у стола. Я некоторое время ее не видел, и ее осанка и красота поразили меня, словно в первый раз. Она, как всегда, была в черном, на воротнике приколота брошь, камея из полудрагоценного камня. Я помню, как удивился, увидев в ее руке номер «Времени», издаваемой в Пензансе газеты, которую она, по всей видимости, читала, когда я ее прервал. Странно было видеть пусть даже местную газету в руках у владелицы отдаленной фермы.

— Добрый вечер, мистер Касталлак, — произнесла она. — Какой неожиданный сюрприз.

— Добрый вечер, миссис Рослин, — сказал я.

Начинался дождь. Молния вновь рассекла пространство за окном, а секундой позже грянул гром.

— Гризельда, — спросила Джанна, — все окна наверху закрыты? А тебе, Энни… — Бедная полоумная служанка дрожала, как осиновый лист, — не надо бояться. Гром не причинит тебе вреда. — Она повернулась ко мне. — Мы только что приготовили чай. Хотите?

— Да… пожалуйста. Если можно.

Она подошла к буфету, достала еще одну чашку и блюдце и поставила их на стол. Черный, как чернила, чай потек из носика чайника.

— Молока?

— Да. Немного.

— Положить сахар?

— Нет, спасибо.

Она поставила мою и свою чашки на поднос и направилась к двери.

— Пройдемте в гостиную.

Я проследовал за ней по коридору в гостиную. Неожиданно я почувствовал, что скованность проходит, а силы и энергия возвращаются ко мне.

— Пожалуйста, садитесь. — Она задвинула шторы. — Вам не холодно? Разжечь огонь?

— Нет, спасибо.

Мы сели друг напротив друга за маленький столик. Гром опять прокатился по долине, в окна ударил дождь.

— Вы выглядите очень усталым, мистер Касталлак, — сказала она. — Вы хорошо себя чувствуете?

— Спасибо, хорошо.

Она пристально на меня посмотрела, словно заподозрила было, что я пьян, но, по всей видимости, все-таки решила, что трезв.

— Позволено мне будет спросить, почему вы пришли ко мне в такой час?

— Да, — ответил я. — Вы можете спросить. Но ответить мне нечего. Я не знаю, зачем пришел. Может быть, потому, что мне некуда пойти.

Она пила чай. Больше вопросов она не задавала. Просто ждала, чтобы я объяснился, но я не мог ничего объяснить, поэтому, лишь бы что-нибудь сказать, спросил:

— Почему вы читаете «Время»?

Наступила пауза. Она казалась удивленной.

— Может быть, — сказала она наконец, — потому что умею читать.

Тогда я понял, почему газета показалась мне странной в ее руках. Несмотря на социально ориентированное законодательство семидесятых годов, большинство женщин ее класса по-прежнему оставались безграмотными.

— Вы ходили в школу? — неловко спросил я.

— Нет.

— И все же вы умеете читать.

— Я научилась.

— Вы, должно быть, были очень одаренной ученицей, если научились читать без учителя.

— У меня был учитель. Но не в школе.

— А… а по другим предметам у вас тоже был учитель?

— Да, мистер Касталлак, — сказала она. — Думаю, что можно сказать и так. Чтение — лишь одна из наук, которыми я овладела в молодости.

— В Сент-Ивсе?

— В Сент-Ивсе.

Я попробовал чай. Он был крепким, как микстура. Я сделал еще глоток.

— Почему вы не любите Сент-Ивс, миссис Рослин?

— Почему? — переспросила она. Глаза ее были чисты, в них отражалось чуть-чуть презрения, чуть-чуть смеха. — Без особой причины. Мне просто надоел запах рыбы.

— Понимаю. — Гром ушел дальше, но дождь по-прежнему постукивал в окна. — И все-таки приятно жить у моря, — сказал я наконец. — Когда-нибудь я буду жить около моря, в Пенмаррике. Вы знаете об этом?

— Я… слышала сплетни.

— Это большое поместье. Мне повезло, что у меня есть такой… Как сказать?… Такой…

— Такие большие надежды, — сказала она с улыбкой.

— Точно. — Я посмотрел ей прямо в глаза. — Я рад, что вам известны факты; мне бы хотелось, чтобы мое положение было вам ясно.