…Палата лордов решила так, что это дело столь большой важности, что никто из подданных короля не смеет приступить к нему без высочайшего на то согласия и повеления. И, кроме того, поскольку названный герцог желал и требовал срочного и безотлагательного ответа на упомянутое письмо, то необходимо избежать неприятных последствий, которые возможны при поспешном решении данного вопроса. Посему лорды согласились с тем, что всем им нужно идти к королю и, представив упомянутый вопрос на суд Его Высочества, покориться тому решению, которое соблаговолит принять Его Милость. И тотчас все лорды, духовные и светские, отправилась в высокое королевское присутствие, и канцлер Англии донес тому суть вопроса. И тогда Его Королевскому Высочеству было угодно просить и приказать всем упомянутым лордам найти все возможные резоны, которые можно было бы противопоставить требованиям и притязаниям упомянутого герцога. И лорды молили короля припомнить какие-либо основательные доводы, с помощью которых можно было бы возразить претензиям герцога, поскольку Его Высочество видел много различных старинных писем и хроник и разбирался в них. После чего, утром 18 октября, на 11-й день того Парламента, вышеупомянутые лорды послали за королевскими юстициариями в Палату Парламента, чтобы получить от них совет по этому делу, и им огласили письмо с претензиями упомянутого герцога и от имени короля строго положили держать совет и найти все возражения, которые можно было бы использовать против герцога и для упрочения прав короля.

К тому же в следующий понедельник, 20 октября, юстициарии, которым было наказано ответить на упомянутое письмо и вершить правый суд в споре между этими двумя сторонами по закону, заявили, что в таких вопросах они не могут дать совета. И они не смеют ни вмешиваться в столь серьезный спор между королем и упомянутым герцогом Йорком, ни советовать в таком особом деле: ведь вопрос настолько важен и затрагивает высочайшую персону самого короля, который стоит выше закона. И они перепоручают рассмотрение данного дела лордам королевской крови и высшей знати его земли, которые могут касаться таких вопросов. И поэтому они кротко молили всех лордов освободить их от любого участия в том деле.

И затем названные лорды, рассмотрев ответ упомянутых судей и пожелав выслушать мнение всех королевских советников, послали за всеми королевскими старшинами и главой юстициариев и именем короля дали им прямое указание обязательно отыскать такие факты, которые могли бы наилучшим образом поспособствовать пользе короля и опровергнуть притязания, выдвинутые упомянутым герцогом.

И в следующую среду упомянутые старшины и глава юстициариев ответили, что такой вопрос должен быть решен королевскими судьями; и, как в предыдущий понедельник, судьи заявили о том, что данный вопрос имеет столь большое значение, что они не смеют касаться его; но и лорды снова сказали то же самое, и передали изучение этого дела королевским судьям, и просили Палату лордов простить их и не требовать от них какого-либо совета или рекомендаций.

На это упомянутый канцлер заявил им, что они не могут быть оправданы, поскольку являются специальными советниками короля, за что им и платят жалованье. И упомянутые сержанты и атторней сказали, что являются советниками короля в вопросах закона, в таких вещах, над которыми тот властен, однако этот вопрос — выше власти закона, и здесь они не могут вмешаться, и они покорно молили упомянутых лордов освободить их от любых советов в сем деле. И лорды снова ответствовали, что не считают их свободными от этого дела, но позволят Его Королевскому Высочеству узнать о том, что они сказали. И после того упомянутый канцлер передал лордам, духовным и светским, высказывания и оправдания старшин, юстициариев и их главы, а также высочайший наказ короля найти все возможные сильные возражения для защиты королевского права и титула и признания необоснованными притязаний упомянутого герцога Йорка. И также для того, чтобы король смог понять, кто из лордов верен своему долгу в упомянутом вопросе, он пожелал, чтобы каждый из них сказал о своих доводах в пользу права короля с целью опровергнуть требования упомянутого герцога. И на том они согласились, что каждый из лордов должен свободно высказаться, без страха быть обвиненным или вызвать неудовольствие своими словами. И после того, как все выступили один за другим, они решили, что их речи должны быть собраны и записаны, чтобы служить оружием против доводов упомянутого герцога…

…Упомянутый Ричард Плантагенет заявил, что поистине, как кажется, не существует ни одного постановления или закона наследования, принятого каким-либо из предыдущих Парламентов; но только на 6-ом году правления короля Гарри созванным им Парламентом были приняты определенный акт и постановление, где говорилось о том, что королевства Англии и Франции наряду с другими землями принадлежат ему и наследникам его по крови, и его четырем сыновьям и их наследникам по крови, как это закреплено данным актом. И если бы корона и пр. достались тому по праву наследования, по происхождению или преемственности, у него бы не было ни необходимости, ни желания закреплять их за собой таким образом, как это было сделано упомянутым указом. Но этот акт был принят, чтобы у истинных наследников короны отнять то, что дано им Богом по праву рождения…

…Поскольку, хотя правда и закон пока еще безмолвствуют, все же их не скрыть, и они не должны погибнуть…

…Затем, в субботу, на 17-й день заседания этого Парламента, перед лордами, духовными и светскими, канцлер предложил решение вопроса касательно вышеназванных притязаний упомянутого герцога Йорка, который тот настойчиво призывал скорейшим образом рассмотреть. Поскольку все лорды согласились с невозможностью отмести доводы упомянутого герцога, то, стремясь избежать возможных беспорядков, он, как ему казалось, нашел способ не уронить достоинства и сохранить положение короля, и при этом ублажить упомянутого герцога. Суть этого способа заключалась в том, что король будет сохранять корону, положение и королевский титул в течение всей своей жизни, а упомянутый герцог со своими отпрысками станут его наследниками. Канцлер воззвал ко всем лордам и попросил, чтобы тот из них, кто может указать на какой-либо лучший выход, сказал о нем. Все лорды согласились с этими печальными и зрелыми речами, и Палата постановила, что раз нельзя пренебречь правами упомянутого герцога Йорка, то, горя единственным желанием избежать осложнений, которые могут последовать, лорды должны сделать все так, как только что было решено. Так они не нарушат присяги, данной Его Королевскому Высочеству в Ковентри и других местах, и их совесть будет чиста. И все договорились представить королю это решение. И немедленно отправились в его покои в Вестминстерском дворце, где он тогда находился. И, покидая стены Парламента, упомянутый канцлер спросил названных лордов, должен ли именно он изложить Его Королевской Милости их решение, и будут ли они стоять на своем, как бы король к этому ни отнесся; и они подтвердили свои намерения. {90}

И в ту самую ночь, когда король помимо своей воли вынужден был вернуться в Лондон (из Вестминстера) во дворец местного епископа, герцог Йорк в сопровождении факельщиков прибыл к нему, чтобы признать его своим королем и подтвердить, что все было сделано по закону. И затем королева, услышав это, отправилась в Уэльс, но недалеко от замка Малепас (Malepas) [47] ей преградили путь, а собственный слуга, которого она сделала йоменом и дворянином и определила на должность при своем сыне принце, ограбил ее и так подверг опасности жизни ее и сына. И затем она прибыла в замок Харлеч (Harlech) в Уэльсе, где ей сделали много дорогих подношений и утешили, в чем она очень нуждалась, ибо при ней осталась лишь убогая свита из четырех человек. И чаще всего ее сопровождал молодой бедный джентльмен 14 лет от роду, звавшийся Джоном Комбом, родом из Эймсбери (Amesbury) в Уилтшире. И оттуда она тайно приехала к лорду Джасперу, лорду и графу Пембрука, поскольку не осмеливалась нигде появиться открыто. Тому причиной были подложные знаки, якобы посылавшиеся ей почитаемым ею господином королем Гарри VI. Но на самом деле посылал их не он, и не им они делались: это были подделки, ибо приносившие их принадлежали кто к свите короля, кто к свите принца, кто к ее собственной, что заставляло ее опасаться таких знаков и не верить им. Дело в том, что при отъезде короля из Ковентри в Нортгемптон он поцеловал ее и благословил принца, и приказал не приезжать к нему, пока он не пошлет специальный знак, известный лишь им двоим. Но лорды хотели выманить ее в Лондон: им было хорошо известно, что она заправляла всеми делами, поскольку была умнее короля; все ее решения только представлялись как плоды его трудов и пр.

Когда королева узнала о таком коварстве, то послала к герцогу Сомерсету, находившемуся тогда в Дорсетшире в замке Корф (Corfe), письмо, заклиная его прибыть к ней как можно скорее вместе со своими вассалами, снаряженными как для военного похода, и передать то же графу Девонширскому и Александру Ходи (Hody), так как лорд Рус, лорд Клиффорд, барон Грейсток (Greystock), лорд Невилл и лорд Латимер собрались у герцога Эксетера для встречи с нею в Халле (Hull). И это дело не стали оттягивать, но точно выполнили при полной секретности. И она отправила письма ко всем своим высшим офицерам с такой же просьбой, и чтобы они предупредили всех тех слуг, которые любили ее и намеревались и впредь верно служить ей, о том, что в назначенный день им надо ожидать ее в Халле. Все приготовления велись в такой строжайшей тайне, что, пока не было собрано людей числом до 15 000, никто так и не поверил в это. Даже если бы кто-то рассказал о подобном, то он мог опозорить себя или, пуще того, подвергнуться большой опасности, поскольку, когда простые люди клялись, что они говорят правду, им отвечали: «Если все действительно так, значит, вы там были»; но им так никто и не поверил. В конце концов лорды положили себе дознаться до истины. {91}

…И вскоре после этого упомянутый герцог Йорк, граф Ратленд — его сын, и граф Солсбери вместе с несколькими другими особами незадолго перед Рождеством также отправились на север пресечь коварные планы местных жителей, которые не любили ни самого герцога Йорка, ни графа Солсбери, и засели в замке Сандал и в Уэйкфилде.

Тогда Лорд Невилл, брат графа Уэстморленда (Westmorland), лицемерно явился к упомянутому герцогу Йорку, прося у него разрешения поднять людей для наказания мятежников; и герцог позволили ему это, поверив, что тот говорит правду и действительно находится на его стороне. Когда же тот получил право собрать 8000 человек, то привел их под знамена противников и злостных врагов герцога Ричарда—к графу Нортумберленду, лорду Клиффорду и герцогу Сомерсету. И, выгадав удобное для своих коварных планов время [48] , в последний день декабря они напали на упомянутого герцога Ричарда и убили его самого, и сына его, графа Ратленда, и многих других рыцарей и сквайров, среди которых были молодой лорд Харрингтон, Томас Харрингтон, рыцарь, сэр Томас Невилл, сын графа Солсбери и сэр Гарри Редфорд, рыцарь: всего полегло до 2200 человек. Граф Солсбери был взят в плен и препровожден герцогом Сомерсетом в замок Помфрет (Pomfret), и ему обещали сохранить жизнь в обмен на большой выкуп. Но чернь, которая не любила его, захватила его силой в замке, и он был обезглавлен. {92}

После того как герцог покинул сей бренный мир, северяне почувствовали, что исчезло единственное препятствие на их пути, и теперь некому будет противостоять их нашествию. И они снова двинулись вперед подобно северному вихрю и в своем яростном порыве попытались захватить всю Англию. Тогда сонмы нищих и бродяг, решивших, что теперь им все позволено, наводнили страну и, подобно полчищам мышей, разбегающимся из своих нор, стали рыскать повсюду и грабить всех без разбору. В дикой и необузданной злобе они, забыв страх Божий, врывались даже в церкви и другие святые места и нечестиво грабили их, расхищая потиры, книги и облачения слуг Господних и — неслыханное преступление! — раскрывали ларцы, хранившие тело Христово и вытряхивали оттуда Святые Дары. Когда священники и другие верующие всеми способами пытались остановить их, те, как последние негодяи, каковыми они и были, безжалостно вырезали их в самих храмах или церковных дворах. Творя такое, они заполонили все окрестности на тридцать миль вокруг и покрыли почти всю землю точно саранча, подойдя почти к самым стенам Лондона. В каждой местности все, что только можно было сдвинуть с места, они водрузили на вьючных животных и увезли. Они были охвачены такой жаждой наживы, что выкапывали сосуды с драгоценностями, которые люди, из опасений перед ними, зарывали в землю, и под страхом смерти заставляли их доставать свои сокровища, спрятанные в тайных местах.

Можете ли вы представить себе тот ужас, который должен был овладеть нами, живущими на этом острове, когда каждый день до наших ушей доходили слухи об этих бесчинствах, и какой страх пронизывал нас, когда мы думали, что нам придется испытать то же, что пережили наши соседи?! Поэтому мы также предчувствовали, что множество людей этой земли, стремясь сохранить свои жизни и свое добро, спешно сбежится к этому острову, как к своему последнему убежищу. Они везли сюда то, что считали наиболее ценным, а потому это место становилось еще более притягательным для врага. Тем временем мы вывесили наши священные одеяния и хоругви, тогда как все драгоценности, серебряные сосуды вместе с нашими грамотами и документами запрятали в стены. Помимо этого, в [женском] монастыре проходили ежедневные службы, и каждую ночь в конце заутрени мы с сокрушенным сердцем обращали наши смиренные просьбы и слезы к могиле Гутлака, нашего самого святого отца и защитника, чтобы при его посредничестве снискать себе Божественное милосердие. Тем временем у каждых ворот монастыря и в прилегающей к нему деревне были выставлены дозорные посты, которые непрерывно следили за спокойствием как на реках, так и на суше. И все места на плотинах или запрудах, где имелась возможность преодолеть окружающую это селение водную преграду, с помощью прочного частокола и столбов сделали непроходимыми, чтобы никто никоим образом не смог пройти туда без позволения. На наших гатях и дамбах, через которые пролегает широкая и ровная дорога для пеших путников, соорудили препятствия, деревья повалили поперек дороги так, чтобы они не создавали помехи для тех, кто двигается в противоположном направлении. На самом деле мы оказались в сложном положении, когда до нас дошли вести, что эта армия, столь отвратительная и ужасная, приблизилась к нашим границам на расстояние шести миль. Но возблагодарим Господа за то, что Он не отдал нас им на растерзание! Поскольку, после того как соседние округа подверглись их разорительному набегу (здесь мы славословим Бога нашего, который в милости своей внял мольбам страждущих и уберег нас от этого страшного бедствия), наш Кройленд стал как бы вторым маленьким Зоаром [49] , в котором мы смогли спастись; и Божественное провидение и милосердие Господне защитило нас. {93}

Эдуард, граф Марч, сын и наследник герцога Йорка, во 2-й день февраля совершил удачный поход в Мортимер-Кросс в Уэльсе, и там он обратил в бегство графа Пембрука и графа Уилтшира и взял в плен и убил рыцарей и сквайров числом 3000 и пр.

И в том походе участвовал Оуэн Тюдор, которого захватили и отвезли в Хаверфордвест (Haverfordwest) и казнили на рыночной площади, и его голову водрузили на верхушку рыночного креста, а некая безумная женщина расчесывала его волосы и смывала кровь с его лица и обошла вокруг, неся в руках свечи, более ста раз. Этот Оуэн Тюдор был отцом графа Пембрука и был женат на королеве Екатерине, матери короля Гарри VI; он оставался в уверенности, что его не посмеют казнить, пока не увидел топор и плаху. Он все надеялся на прощение и милосердие до тех пор, пока с его красного бархатного камзола не сорвали воротник. Тогда он сказал: «На плаху склоняется голова, которая обычно возлежала на коленях королевы Екатерины», положил голову на плаху и, направив мысли свои к Господу, смиренно принял свою смерть. {94}