…Общины севера подняли восстание под предводительством йомена по имени Джон Чембир (Chambyr) [168] . Граф Нортумберленд, намереваясь успокоить народ мирными средствами, взял с собой свою свиту и сам отправился к ним для дружелюбных переговоров, поскольку упомянутый Джон Чембер прежде отказался прибыть к упомянутому графу, когда тот посылал за ним. Но, как только упомянутый граф приблизился, они, ведомые преступными намерениями, напали на него, убив его самого и некоторых из его слуг. Прослышав об этом, король послал туда отряд под предводительством графа Суррея, к кому он проявил великодушие, освободив из Тауэра, где тот пребывал в заключении со времени вышеупомянутой битвы при Босуорте [169] . После чего король в сопровождении сильного войска помчался за ним.

Но прежде чем король прибыл туда, граф сразился с ними, разбил их отряды и захватил живым их вышеназванного вожака, которого вместе с другими представил королю в Йорке. Тогда бедняки, помогавшие Джону Чемберу и его шайке в этом бунте, опасаясь сурового наказания, надели на шеи веревки и в одних рубахах вошли в большой суд дворца, где находился король. Став на колени, они принялись слезно молить о прощении и милосердии, и король помиловал их и простил. И вскоре после этого упомянутый Джон Чембер и некоторые другие, признанные зачинщиками мятежа, были повешены в упомянутом городе Йорке на четырехугольной виселице, одна из сторон которой была выше остальных: на ней был повешен упомянутый Джон как главный предводитель, а на других, пониже, — остальные как его последователи или нечестивые сторонники. {182}

Истинно достопочтенный и благородный сэр, сердечно обращаюсь к Вам, прося воскресить в Вашей памяти нашу с Вами беседу в храме Св. Петра в Эксетере и во время завтрака в Блэк Фраере (Black Friars) и желая своим посланием убедить Вас в следующем: сэр, Вы должны поверить, что Его Светлость король Франции, по предложению и с согласия своего Совета, поможет и поддержит господина сына Вашего [т. е. графа Уорика] в его праве и всех его сторонников и верных слуг и примет их как друзей и на земле и на воде. Все они могут быть абсолютно уверены в благополучном прибытии во Францию как их самих, так и их имущества. И они могут приехать сюда, даже ничего не имея, и им окажут вспомоществование, если они известны как истинные приверженцеы этой стороны в данной ссоре. И сверх этого король предоставит помощь своими собственными подданными, кораблями, золотом и серебром, чтобы войти в Англию, и в таком количестве, какое сочтете необходимым Вы и остальные друзья господина сына Вашего. И они будут готовы высадиться в то время и в том месте, которое Вы и остальные назначат.

И поэтому я молю Вас обсудить это дело с теми, о ком Вы точно знаете, что они дадут добрый совет и окажут содействие. И если Вы сможете, привезите ответ сами или перешлите с Томасом Гейлом из Дармута. И Вы можете говорить, используя тот же пароль, который был у нас с ним при обсуждении этого дела (касательно господина сына Вашего) в парке Стокингэм, когда там охотился сэр Джон Халвелл (Halwell); и не бойтесь открыть ему все Ваши мысли, поскольку ему можно доверять…

Сэр, запомните, что пароль между Вами и мной будет тем же, как во время нашего выезда из Клойстера (Cloister) в храм Св. Петра — я возьму Вас за большой палец — и благодаря этому знаку Вы должны быть уверены во всех вещах и ничего не опасаться, и так убедите всех Ваших друзей и моих.

Вы должны услышать от других друзей, сэр, что пришло время объединиться, и поэтому теперь вам самому необходимо приложить усилия и взять все в свои руки, и не жалеть средств, поскольку помощь прибудет с трех сторон из-за моря, но здесь, на этой земле, самое лучшее, если бы все сосредоточилось в Ваших руках, а Вы ни в чем не испытывали недостатка. Предъявитель сего поведает Вам больше, и я молю, чтобы Вы поверили ему. Написано в Руане в Нормандии 15 сентября Вашим старым знакомым Джоном Тейлором-старшим. {183}

Во время этих приготовлений слух о них достиг Франции; Карл вызвал Питера [Перкина] к себе, чтобы вооружить его против Генриха, который тогда напал на него [171] . Питер был очень сильно удивлен такому повороту событий; теперь все вокруг стали относиться к нему как к королю, и он сразу нашел прибежище у Карла, который любезно принял его, удостоил его свитой и всеми другими привилегиями, которые полагались особе королевской крови. Однако вскоре с англичанами был заключен мир [172] , и Карл отделался от этого человека, который вернулся со своими разбитыми надеждами к Маргарите во Фландрию.

Маргарита встретила Питера так [173] , как если бы он восстал из мертвых, и сделала вид, будто никогда раньше в глаза его не видела. Ее радость была столь велика, что, казалось, от счастья у нее помутился рассудок. Чтобы все заметили ее ликование, она публично поздравила своего племянника со счастливым избавлением и восхищенно снова и снова слушала его рассказ о том, как он, хитростью спасшись от смерти, блуждал среди многих народов с целью убедить всех, что он действительно Ричард, сын ее брата Эдуарда. После этого она начала обращаться с юнцом с большим уважением, и ради нее фламандцы также всячески возвеличивали его. Чем больше они лгали, тем больше люди делали вид, что верят, будто этот юноша ускользнул от короля Ричарда благодаря божественному вмешательству и благополучно добрался до своей тетки.

Новость о столь удивительном случае быстро распространилась по соседним странам и быстрее всего достигла берегов Англии, где простые люди просто не поверили в эту историю, но многие важные персоны посчитали ее правдивой. В результате, когда повсюду стали ходить слухи, что Ричард, сын короля Эдуарда, жив и находится у фламандцев в большом почете и уважении, заговоры немедленно стали плодиться подобно тому, как весной деревья всегда одеваются во множество цветов.

С одной стороны, были головорезы, которые по причине различных совершенных ими преступлений нашли убежище в святых местах. Они, гонимые бедностью и мечтая о вознаграждении, стали стекаться к Питеру во Фландрию. С другой стороны, и среди знати многие склонялись к заговору: некоторыми двигала просто безрассудная храбрость; другие, веря, что Питер — Ричард, сын Эдуарда, поддержали требование йоркистской стороны; некоторые считали, что король Генрих плохо отблагодарил их за оказанные ему услуги, когда они преданно и рьяно защищали его, и теперь перешли на другую сторону частично от негодования, а частично от жадности; наконец, были те, чья мечта о перевороте бросила их с головой в этот заговор. Но все это случилось несколько позже…

…Тем временем слух о Ричарде, воскресшем герцоге Йорке, разделил почти всю Англию на фракции, наполняя умы людей надеждой или страхом. Никто не остался равнодушным. Каждый, согласно своей натуре, ожидал или беды, или выгоды. Сам король, как и его друзья, недоумевал, как можно было изобрести такую выдумку, чтобы по мере распространения столь откровенная ложь повсюду стала сходить за правду и уверить многих из его магнатов (он явственно чувствовал, что так и вышло), что это непреложная истина. Посему Генрих боялся, что если вскорости обман не откроется, то случатся большие волнения.

Были некоторые, довольные таким развитием событий. Они полагали, что эта история правдива, и рассчитывали благодаря такому повороту дел что-нибудь выгадать для себя, на что надеялись и заговорщики. И так как подобные преступления всегда более опасны, чем простой бунт, то мятежники решили послать кого-нибудь от себя во Фландрию к Маргарите, которая должна была определить, когда герцог Ричард Йорк будет готов отправиться в Англию, и сразу сообщить им об этом, чтобы они смогли своевременно выступить с подмогой.

С общего согласия сэр Роберт Клиффорд был послан во Фландрию вместе с Уильямом Барли, и он раскрыл Маргарите все планы заговорщиков. Маргарита осталась чрезвычайно довольна прибытием Роберта, легко убедив его, что все слухи относительно герцога Ричарда верны. Позже она показала ему своего Питера, который очень умело выдавал себя за Ричарда. Увидев юношу, Роберт немедленно решил, что тот — отпрыск королевского рода, о чем и рассказал своим сообщникам. Получив сообщение Роберта, мятежники, дабы поднять народное восстание, принялись всюду утверждать, что юноша, о котором все говорят, на самом деле истинный герцог Йорк. Они делали это с такой ловкостью, что никто из слышавших тот рассказ не мог понять, откуда исходят подобные слухи.

Когда король увидел, что эти измышления, вызывая доверие, оказывают сильное влияние на людей, то он справедливо заподозрил в сговоре против него кое-кого из знати [174] и сразу послал нескольких рыцарей с отборными отрядами охранять побережье и порты. Они должны были стоять дозором на берегу моря и не дать никому высадиться, а также — старательно следить за всеми дорогами и тропами, чтобы никто не мог приблизиться к берегу с суши, и нигде не допускать скопления больших толп людей… [175]

Одновременно король послал шпионов во Фландрию, одни из которых, притворившись, что бежали к вновь обретенному герцогу Йорку, должны были выяснить планы заговорщиков и их имена; в обязанности других входило убедить Роберта Клиффорда и Уильяма Барли вернуться, обещая им прощение. Эти эмиссары выполнили оба поручения хорошо, узнав имена некоторых из заговорщиков и убедив Роберта Клиффорда вернуться. Уильям Барли действительно тогда ничего не захотел и слышать о возможном возвращении, но двумя годами позже, будучи прощенным Генрихом, опомнился и возвратился домой. Таким способом шпионы, действуя тайно, одним махом оставили ложного герцога в одиночестве и подробно сообщили Генриху обо всем, что им удалось выяснить. Некоторые из них остались, чтобы сопровождать Роберта при его возвращении.

Всех мятежников, выявленных шпионами, король приказал арестовать и доставить к нему в Лондон. В числе арестованных среди знати были Джон Ратклифф, лорд Фитцуолтер, сэр Саймон Маунтфорд, сэр Томас Тваитес, Уильям Добени, Роберт Ратклифф, Ричард Лейси и многие другие. Было также несколько священников, более здоровых телом, чем разумом, а именно: брат Уильям Ричфорд, архиепископ английских доминиканцев, и Уильям Саттон — оба ученые мужи и выдающиеся проповедники, Уильям Уорсли, настоятель собора Св. Павла, Роберт Лейборн и Томас Поуис, приор из Лэнгли и доминиканец. Другие их сообщники, услышав о раскрытии заговора, попрятались в различных храмах. Все они были схвачены и осуждены за измену. Из их числа Саймон Маунтфорд, Роберт Ратклифф и Уильям Добени были казнены как зачинщики и подстрекатели к мятежу. Остальных, включая священников (из почтения к их сану), пощадили. Казнь отменили и Джону, лорду Фитцуолтеру, но он был отправлен в Кале; заключенный там в тюрьму, он подкупил охрану и пробовал бежать, за что вскоре также был казнен.

Несколькими днями позже Роберт Клиффорд, отчасти под влиянием обещаний Генриха, отчасти из-за того, что заговор был раскрыт и многих наказали, оставил надежды на успех и тайно бежал из Фландрии в Англию. Король, ожидая этого, рассчитывал, что с помощью свидетельств Роберта удастся установить имена еще многих вельмож, причастных к заговору. Соответственно перед прибытием Роберта он намеренно обосновался в Тауэре [176] , чтобы иметь возможность сразу сажать в тюрьму в столь надежном месте любых членов заговора, которых мог назвать Роберт, поскольку, когда бы он вызывал их, они не боялись бы оказаться там на суде. Ведь то, что ко времени прибытия Роберта суд состоится не где-нибудь еще, а именно в Тауэре, было делом случая, а не заранее намеченной целью…

Когда Роберт явился к королю, его подробно допросили: сначала он оправдывал свое собственное поведение (насколько было возможно) и выдал все подробности и размеры заговора и всего того, что замышлялось во Фландрии. Он назвал имена мятежников, особенно указав на Уильяма Стэнли, кому приписал много больше содеянного им. Узнав об этом, король поначалу сильно опечалился тем, что Уильям был в числе изменников, так как тот состоял при нем лордом-камергером и Генрих поручал ему все свои дела; его верность и преданность король видел в сражении, когда был побежден Ричард. Поэтому сначала король не поверил заявлению Роберта, но, когда было приведено бесспорное доказательство подлинности обвинений, он приказал арестовать и допросить Уильяма; тот держался гордо и открыто признавал себя в определенном смысле преступником.

Некоторые утверждают, что все его преступление состояло в том, что при обсуждении с Робертом Клиффордом человека по имени Питер, утверждавшего, что является сыном Эдуарда, Уильям Стенли заявил, что если он будет уверен в этом, то никогда не поднимет против него оружия. Такие чувства скорее указывали на равнодушие к королю Генриху, чем на измену. Все же он сильно ошибся, открыто признавшись в совершении преступления и понадеявшись, что король дарует ему жизнь за признание. Король действительно мог бы пойти на это, частично из-за великодушия, частично чтобы [наказанием своего брата] не вызвать отчуждения у графа Томаса Дерби [177] , о чьей усерднейшей преданности король хорошо знал. Но Генрих боялся, что такая мягкость обернется против него в том числе и потому, что гордость Уильяма, некоторое время наслаждавшегося большой властью над людьми, может так и остаться глубоко уязвленной, а его примирение не будет искренним. Короля также терзали сомнения, не подвигнет ли других то, как Уильям избежал наказания, на подобные безумные поступки. В результате Уильям был осужден и несколькими днями позже казнен; он, будучи, без сомнения, отважным солдатом, пал жертвой собственной гордыни…

Это наказание за черную измену было осуществлено очень своевременно. Поскольку уже тогда в умах людей стали возникать крамольные мысли, и не только знать лелеяла тайные планы свергнуть короля, но также и люди самого низкого происхождения повсюду порочили самого короля позорными письмами и стихами на вульгарном языке. Действительно, чтобы такие злобные и постыдные речи не смущали умы остальных, ловили и казнили тех, кто их разносил.

После этого королю ничего не оставалось, кроме как уничтожить в Ирландии те семена новой измены, которые год назад были посеяны там среди варваров Питером Уорбеком. Поэтому Генрих сразу послал на остров Генриха Дина, приора Ллэнтони (Llanthony), и епископа Бангора (Bangor), которого он назначил канцлером острова, и сэра Эдуарда Пойнингса с четырьмя батальонами солдат; они должны были пересечь те части острова, где останавливался Питер, преследуя и наказывая тех, чьи головы заражены крамолой.

При попутном ветре они быстро прибыли на остров и назначили встречу местным вельможам. Когда те собрались, Генрих и Эдуард сначала убеждали их хранить верность королю, оставаясь его преданными вассалами, а затем приказали взять в руки оружие и последовать за ними против мятежников, которые раньше (по ошибке или злонамеренно) приняли сторону самозванца Питера Уорбека. Все дворяне пообещали предоставить им свою помощь, но впоследствии это обещание выполнили немногие, так как они неохотно повиновались англичанам. Тогда было объявлено, что Эдуард Пойнингс прибыл выследить всех, кто поддерживал Питера. Те, кто знал за собой вину, скрылись в лесах, где разрабытывали планы (в традициях их земли) и выбирали места, откуда будут делать вылазки против англичан, и где, при необходимости, смогут подготовиться к сражению.

Во всей Ирландии есть только два вида людей, о чем мы уже упоминали в другом месте, описывая жизнь Генриха II. Одни из них являются благородными и образованными. Многие из купцов соседних народов ведут дела с этими более богатыми и цивилизованными жителями; особенно часто там бывают англичане. Эти ирландцы легко перенимают их образ жизни, и большинство понимает язык благодаря постоянной торговле. Такие ирландцы повинуются английскому королю.

Другой вид островитян — дикие, грубые и неотесанные. Из-за пренебрежения любыми изысканными манерами и своих примитивных привычек они известны как «лесные дикари», но тем не менее они остаются добрыми христианами. У них несколько правителей, которые постоянно борются между собой, отчего ирландцы, превосходящие других в своей свирепости и склонные к бунту, всегда готовы поддержать любой переворот. Именно к таким ирландцам, «лесным дикарям», в основном обращался Питер, с легкостью заставляя их поверить всей той лжи, которую он рассказал о себе.

Поэтому для разорения тех, кто поддерживал Питера, Эдуард Пойнингс направил свои силы против диких ирландцев, тем более что все другие ирландские враги короля бежали к ним, чтобы, объединив силы, защищаться вместе. Эдуард, однако, без обещанной от ирландской знати помощи не достиг особого успеха в противостоянии местным варварам, с которыми никак не мог вступить в бой, потому что те только блуждали среди лесов и болот из-за малочисленности их войска, всячески избегая открытого сражения.

Тогда Эдуард, заподозрив, что все случилось из-за хитрости и коварства Джеральда, графа Килдэра, губернатора острова, неожиданно арестовал Джеральда и привез его как заключенного к королю в Англию. Хотя граф был обвинен во многих преступлениях, он так искусно оправдался, что вскоре король отпустил его назад с честью, дав должность губернатора Ирландии [178] . Король учитывал несколько факторов: влияние этого человека среди диких ирландцев, напряженная ситуация [179] и доверие, которое до настоящего времени оказывалось графу. Уладив таким образом дела, король нашел возможность немного отдохнуть, и в середине лета он отправился в графство Ланкашир навестить свою мать Маргариту, которая тогда жила там со своим мужем, Томасом, графом Дерби. {184}

В эти дни бежал первый человек [180] , у которого во время своего нахождения в Англии нашел пристанище сын короля Эдуарда. Многих схватили, включая епископа Лондона [181] . Его Величество [т. е. Максимилиан I] сказал мне, что этот человек [т. е. сэр Роберт Клиффорд], находясь в Англии, раскрыл, что герцог Йоркский не отпрыск короля Эдуарда, а сын вдовы герцогини Бургундской и епископа Камбре (Cambrai).

Его Величество также сказал мне, что упомянутый герцог отправится пока в Ирландию, где у него имеются надежные связи, и что этот остров оказывал ему покровительство и раньше, до поездки во Францию, если верить словам самого герцога. {185}

Также на третий день июля к местечку под названием Дил близ Кента добрались некие люди числом пятьсот или более — сторонники этого нечестивца из Фландрии, обманувшего (что позднее станет очевидным) так много народа при помощи и содействии нескольких порочных человек. Этот Перкин с отрядом на четырнадцати небольших парусных суденышках подплыл к Кенту, пребывая в уверенности, что простолюдины помогут ему, и велел своим людям сойти на землю, а сам с другими мошенниками остался на корабле неподалеку. Но когда те высадились на берег, то не заметили никакого сочувствия со стороны местных жителей; наоборот, отношение было скорее недоброжелательным; тогда они стали понемногу отходить к своим кораблям.

Тем временем мэр Сэндвича, прознав об этом, настолько неожиданно возник перед ними со своим войском, что некоторым пришлось вступить в бой, тогда как другие бежали на корабли. В стычке несколько человек было убито и сто шестьдесят взято в плен живыми; среди пленных было четыре названных командира: Маунтфорд, Корбет, Уайт и Белт; тот Маунтфорд был сыном казненного [в 1495 г.] сэра Саймона Маунтфорда.

И когда главный мятежник с остатками своей недостойной шайки увидел, что часть его людей убита, а другие захвачены в плен, то, понимая, что события разворачиваются не в его пользу, со всей поспешностью поднял паруса и отплыл на запад. Тех же, кого поймали, отправили в Сэндвич и далее в Лондон, так что на 12-й день июля упомянутого года сэр Джон Пекч (Pecche), тогдашний шериф Кента, велел запрячь кое-кого из них словно лошадей и тащить телеги, на которых сидели остальные их сообщники. И так он доставил их к Лондонскому мосту, где шерифы Лондона, уже будучи наготове, встретили упомянутых мятежников, числом сто пятьдесят девять, из которых сорок два были посланы в Ньюгейт, а остальные в Тауэр. Это были в основном фламандцы и прочие иноземцы: охотники и те, что живут воровством и разбоем. {186}

Когда я спросил, какие есть новости о герцоге Йорке, он [182] ответил, что герцог был в Шотландии, собираясь там заключить брак с кузиной короля [он женился наледи Екатерине Гордон]; я спросил у него, слышал ли он о том, что шотландцы собираются вторгнуться в Англию. Он ответил, что нет, и что король Шотландии очень беден и денег у него мало, но вот людей предостаточно, и что шотландцы — враги англичан и друзья французов. Я поинтересовался состоянием дел в Англии. Он рассказал, что короля больше боятся, нежели любят по причине его жадности. Я попытался узнать, кто имеет влияние на короля. Он поведал мне, что можно выделить только одного, кто имеет хоть какое-то влияние, его имя доктор Брей [183] , и он смотритель королевской сокровищницы. Государь очень богат деньгами, но если бы фортуна позволила какому-нибудь лорду королевской крови возвыситься, а королю пришлось вступить в битву, то его положение было бы плачевно в силу его жадности: люди бросили бы его. Они обошлись бы с ним так же, как с королем Ричардом, предав его и перейдя на другую сторону, потому что тот убил своих племянников, тех, кому принадлежало королевство. {187}