Официант приносит ведро со льдом и со всем что положено внутри. Большой Босс снова заводит песню о Хеди Ламарр, о Фредди Крюгере, о Джоди Фостер, о разнообразных проектах финансирования, и хозяин здешних мест, поглаживая седые усы, чрезвычайно внимательно слушает. Можно подумать, он тоже хочет вытащить чемодан с баксами, но нет — он довольствуется информацией о своих особых и исключительно подходящих к случаю связях в политических кругах, о приятеле тоже актере, ставшем нынче министром культуры… Да-да, ничем нельзя пренебрегать, все может пойти на пользу.

Вдруг Мирослав покидает нас, чтобы позвонить каким-то таинственным гостям, которые, скорее всего, заблудились, потому что найти это место в темноте непросто, надо его знать, а у меня мелькает мысль, на кой черт нужен пустой ресторан, которого никто не знает.

Оборачиваюсь на голос Мирослава:

— Вот и они!

Явившаяся из-за сетчатой занавески группа таинственных гостей направляется к нам. Впереди гарцует наша приятельница, актриса, которая снимается сейчас в фильме о балканской сети проституции, увидев нас, Стана на секунду замирает, ах, какой сюрприз, просто глазам своим не верю, жесты у нее, как у старой куклы, у которой разболтались ручки-ножки.

Мы познакомились с ней несколько лет назад, на сборище, где встречали Новый год по юлианскому календарю. Тогда она училась на археолога. Стана — очень красивая девушка со светлыми волосами и миндалевидными голубыми глазами, у нее высокие скулы и пухлый рот. Она миниатюрная и всегда — как натянутая струна. Энергия у нее бьет через край, это забавно, но тем не менее обещает — вкупе с немереными амбициями — блестящее будущее. В ее принадлежащей к среднему классу семье две девочки, она — старшая. Она очень похожа на отца, белградского врача, и тот обожал дочку — еще бы, вся в него, такая же воинственная. Доктор никогда не ладил с депрессивной женой и перенес всю любовь и нежность, на какие был способен, на свою старшенькую, балуя ее без меры. Незадолго до войны, следуя папиным советам и пользуясь папиным кошельком, Стана отправилась в Париж изучать археологию: папа, если бы не выбрал в свое время медицину, стал бы археологом.

В Париже Стана жила на улице Сен-Дени в каморке для прислуги под крышей обветшалого дома, битком набитого самовольно вселившимися туда югославами-иммигрантами. Югославы эти вкалывали чернорабочими у торговцев готовым платьем в Сантье.[45] Заключив фиктивный брак с другом-гомосексуалистом, Стана получила благодаря этому французское гражданство и, проучившись семь лет в университете, защитила диплом, который хоть и был весьма престижным, но постоянной работы не давал. Естественно, надо было выбирать другую профессию, она и выбрала: подалась сначала в манекенщицы, потом в актрисы. Стала бегать по кастингам, встречаться с разными болтунами, обещавшими золотые горы, которые оказывались на поверку пшиком, хваталась с горящими глазами за любой проект, одно разочарование сменялось другим, и из-за всего этого вместе она в конце концов наполовину свихнулась. А когда ее все-таки брали сниматься в каких-то рекламных роликах, каких-то телесериалах каких-то малобюджетных авторских фильмах она неизменно показывала себя актрисой не слишком убедительной, не умеющей слушать партнера и чересчур самовлюбленной, потому даже и таких работ насчитывались единицы…

В общем-то, съемки и все такое прочее требовалось ей по причинам вполне прозаическим: а вы знаете способ прожить без денег? Но бытует ведь еще и легенда, будто появление на экране дает власть над людьми, а значит, можно добиться реванша в обществе, вот и Стане это почудилось. И девизом она выбрала: ни шагу назад. Красотка ожесточилась, пытаясь не просто удержаться на зыбучих песках шоу-бизнеса, но и сделать какую-никакую карьеру, — и нервы ее сдали. Она, незаметно для себя самой, стала одной из тех — даже, пожалуй, трогательных — сломленных девушек-невротичек, которые за неимением в жизни никаких опор и привязанностей тусуются ночами в модных парижских кабаках, присаживаясь за столик к той или иной начиненной кокаином знаменитости, обижаются, когда их публично хватают за задницу, но втихаря идут отсосать, как другие идут за покупками. Она не проститутка (жаль — торгуя телом в открытую, могла бы хорошо зарабатывать), а так, хорошенькая актрисулька с ребяческими повадками, хотя уже и стареющая. Стана не заметила, как пролетело время, после тридцати она начала скрывать свой возраст, подделывая дату рождения, но в принципе интеллект у нее все-таки куда выше среднего, и из-за этого в моменты прозрений она чувствует себя глубоко несчастной.

Она бы не погрузилась в душный белградский июль, если бы не досъемки фильма Жан-Жака Лe Во, но раз уж так получилось, то заодно можно уладить проблемы с наследством, потому что отец умер от рака. Его смерть — страшный удар для Станы, она никак не может оправиться после ухода единственного человека, который что-то значил в ее жизни, и это делает ее еще более хрупкой. Теперь уже и речи быть не может ни о каком душевном равновесии.

Она двигается по направлению к нам, с трудом справляясь со своими высоченными каблуками, повторяя как заводная одни и те же слова и страшно раскатывая «р»: не верррю, не верррю, откуда вы здесь, не верррю!

Стана познакомилась с Мирославом только сегодня к вечеру: качок-миллионер подцепил ее на Саве… нет, правда-правда, он не совсем в моем вкусе, но у него такой хорошенький кораблик, шепчет она нам, подмигивая: ну вы-то понимаете, — а потом, без всякого перехода: я же в курсе всего, скрытники вы этакие, а что, действительно «Хеди Ламарр»? Так это ж должен быть обалденный фильм, да, да? Порывшись в сумочке, Стана вытаскивает «Glas» с нею в рост на обложке, она ведь здесь не без работы, статья про нас на второй странице, видели, видели, мы тут тоже чего-то стоим понимай под этим — в любом другом месте мы никто и ничто, это, конечно, делает положение менее завидным, и она не упускает возможности добавить с заговорщическим видом и все так же раскатывая «р»: ну и я очень рррассчитываю на рррольку в вашем фильме…

Мирослав опять начинает всех знакомить. Среда вновь прибывших журналистка Снежана — звезда-телеведущая канала КГБ, атомная бомба с грудями как снаряды, создание в стиле манга, одетое в коротюсенькое открытое платье из оранжевой замши и обутое в бесконечные лакированные сапоги. Блин, это ей, что ли, мы должны были перезвонить, тихонько спрашивает Ален, и глаза его туманятся. После Снежаны нас представляют причесанной на манер Луизы Брукс[46] зрелой женщине по имени Клеопатра, чьи черные глаза любого просверливают насквозь, и какому-то юному красавчику, он же инженер-электронщик, и какой-то семейной паре из Швеции (муж работает в МИДе), и какому-то бизнесмену, и двум каким-то неопознанным объектам мужского пола с немыслимыми рожами, а правду сказать — с мордами киллеров… А потом официант ведет нашу компанию к столику вблизи аквариума с акулами — маленькими, но прожорливыми, их надо кормить много раз в день, говорит Мирослав и хохочет.