Пограничный пункт представляет собой сборный домик барачного типа из клееной фанеры с оцинкованной крышей. Внутри сидят еще трое строгих и ужасно несговорчивых на вид, они играют в карты. Воняет потом, перегаром и лежалыми окурками. Когда мы заходим, они, едва взглянув на нас, продолжают партию, а один даже делает новую ставку, выкладывая динары и евро на бочку сливовицы, которая заменяет им стол.

— Что, Francuzi, — говорит первый Несговорчивый На Вид (должно быть, он успел уже познакомиться с нашими документами). — Значит, возвращаемся в Сербию?

Этот толстяк — он точно главный у них, похоже, он командует остальными, и на вид он самый несговорчивый, ну просто ужасно-ужасно несговорчивый и строгий.

— Ну всё, они видели наш маневр, не такие они кретины, их не проведешь, я знал, с самого начала знал, что это дурацкая затея, — шепчет Ален.

— Он кто — твой парень? — спрашивает другой, с иронией глядя на меня.

— Да… — лепечу я. — Это мой жених…

— Чего ж ты его не кормишь, барышня, вон он какой тощий! Надо его хоть у нас малость подкормить, чтобы потолстел твой Francuzi! — советует он, смерив взглядом Алена.

Остальные начинают хохотать во все горло: и впрямь надо.

— Надеюсь, он тебя не обижает? — интересуется третий.

— Чего они на меня глазеют? Я знал, с самого начала знал, что добром это не кончится, — снова шепчет Ален.

Приходится брать дело в свои руки, нужно применить хитрость, подружиться с ними, чего бы то ни стоило, потому что они не идиоты, и они разгадали наш маневр. Ну я и рассказываю все с самого начала: зачем мы приехали в Сербию, как не можем завершить монтаж «Золотой трубы», не забыв о проекте «Хеди Ламарр» и даже о «Милене», правда не уточняя, что режиссер — хорватка, зато нажимая на то, что Алену предстоит сыграть роль французского солдата. Они снова начинают ржать как ненормальные, но тем не менее очень скоро все эти несговорчивые становятся нашими лучшими друзьями, и мы пьем с ними сливовицу, которая льется из бочки рекой, и обещаем пригласить их на нашу свадьбу и на крестины наших будущих детей. И ликуем. Все пятеро.

А в какой-то момент, желая напугать моего Francuzi, один из наших новых друзей вдруг заявляет, что если мой парень хочет вернуться в Сербию, то пусть заплатит тысячу евро.

— Что?! Тысячу евро?! Что он такое сказал? Откуда тысяча евро? Ни с того ни с сего! — так и подскакивает на месте Ален.

— Скажи своему парню, что мы шутим, — говорит наш drug-шеф.

— Они шутят, — говорю я Алену, — они шутят.

И, видя озадаченную физиономию Алена мы смеемся от души — вчетвером.

— Ладно, давайте, издевайтесь надо мной, — бормочет Ален, — валяйте, не стесняйтесь…

Два часа спустя мы уезжаем с визой, продленной на месяц за скромную сумму в тридцать евро, пообещав написать, скоро вернуться и помахав в окно рукой.

И распевая: «Не говорю тебе прощай — мы свидимся опять…»[73]

24

А в Белграде тем временем Гага получил обратно свою «тойоту-ленд-крузер»: Большой Босс, исследовав проблему, уладил ее через Мирослава, который мобилизовал на это дело спонсоров банду из Земуна, маленького селения с милыми красными и желтыми домиками, когда-то бывшего австрийской коммуной и находившегося на северном краю бетонного безумия, то есть Нового Белграда.

Оказалось, что Гагина «тойота» послужила предлогом для беспощадной и кровавой войны между разными бандами, там на самом деле были затронуты куда более серьезные интересы, а история с машиной, насколько я поняла, стала чем-то вроде спускового механизма, неожиданной возможностью для банды из Земуна раз и навсегда утвердить свое полное превосходство. В конце концов Гагa даже нашел кого-то, кто согласился перегнать его лодку, и отбыл в Черногорию.

С этого времени все пошло очень быстро.

Ангелина, со своей стороны, поддержала кандидатуру Алена на роль французского солдата, и Алену уже звонила костюмерша выяснять размеры: окружность шеи, ширину плеч окружность груди, окружность талии, окружность бедер, длину рукава, расстояние от талии до промежности, ну и размер ноги, само собой. Примерка костюмов была назначена в Черногории.

Вдохновленный всем происходящим Ален отправился обсуждать свой гонорар и вообще условия работы с директором фильма, включив в эти условия работы расходы «на разное», а «разное» предусматривало наш переезд на съемки, именно наш — чтобы и мне был обеспечен бесплатный билет на самолет. Из-за этого местоимения первого лица множественного числа разгорелась жаркая полемика: директор никак не мог взять в толк, с какой это радости он должен покупать еще один билет, снимать нам двоим квартиру с видом на море, предоставлять нам шикарный автомобиль с шофером, да еще находящийся постоянно в нашем распоряжении, и вдобавок ко всему обеспечивать нас обоих карманными деньгами. Ален же тупо повторял, что без своей супруги с места не сдвинется, решайте как хотите, дело ваше, только на таком не экономят.

Он выторговал за неделю съемок четыре тысячи евро наличными — совсем немало для дебютанта, а ведь в контракте были предусмотрены еще и непредвиденные расходы.

— В любом случае нам возместят с лихвой все, что мы до сих пор тут истратили, — улыбается мне Ален.

— Ну да, и не считая нашей доли в чемоданчике Мирослава и тех бабок, что мы зашибем на «Хеди Ламарр», — отвечаю улыбкой я.

У нас все в порядке.

Съемки начинаются два дня спустя в окрестностях Будвы. То есть времени на то, чтобы подготовиться, у нас мало, заключает Клеопатра, бегая в Товариществе Капиталистического Производства, где мы встретились, из одного помещения в другое. Она не теряет из виду главной цели и уже успела не только связаться с почетным президентом Черногории, но и заказать ему апартаменты в роскошном четырехзвездочном отеле «Александр» — там же останавливаются Большой Босс и Мирослав, которые как никогда хотят быть в курсе происходящего.