Шрифт:
Он и прежде говорил это, но объяснить, что имеет в виду, отказывался. Да и сейчас Кейсо отвел взгляд, будто чувствовал себя виноватым.
В чем?
Он ведь пытался предупредить Янгара. И вновь спас, тем самым увеличивая долг, который и без того был огромен. Пожалуй, лишь себе Янгар мог признаться, что рад существованию этого долга. Ведь пока он не будет выплачен, Кейсо не уйдет.
И сейчас каам, омыв руки в розовой воде, вернул себе прежнее ленивое обличье. Его больше не интересовали дела Янгара, но лишь мягкая постель, одежда, хорошая еда и, конечно, женщины.
При мысли о женщинах под сердцем кольнуло.
Надо забыть.
Вычеркнуть.
Умерла? Многие, с кем судьба сплетала путь Янгара, умирали. Были среди них враги, были и те, кто спешил назвать себя другом, но разве Янгар горевал хоть о ком-то?
Он умел забывать.
И сейчас излечит непонятную тоску привычным образом.
Вызвав слугу, Янгар приказал:
– Найди мне женщину. Не старше двадцати. Рост средний. Не толстая и не худая.
Кейсо, поливавший лепешку белым донниковым медом, отвлекся.
– Волосы длинные. Рыжие, – продолжал Янгар. – Если получится найти несколько, приводи всех. Сам выберу.
Когда за слугой закрылась дверь, Кейсо тихо произнес:
– Это тебе не поможет.
Девушка была одна. Светлокожая. Рыжеволосая. Но рыжина была иной, тусклой. И Янгар, зажав прядь волос меж пальцев, убедился – другие. Жесткие. И вьются.
И глаза серые. А лицо слишком округлое. Но отступать Янгхаар Каапо не привык и, присев рядом с девушкой, попросил:
– Прикоснись ко мне.
Он закрыл глаза. И когда холодные пальцы скользнули по щеке, едва не взвыл от огорчения.
– Не так!
Девушка отшатнулась.
– Прикоснись иначе…
Ладонь уперлась в груди, неловко погладила и отстранилась.
Не то.
– Иначе!
– Как, господин? – робко спросила она.
Он не знал. Иначе.
Так, чтобы внутри стало тепло. И лето вернулось.
– Уходи. – Янгар кинул девушке золотую монету. – И молчи, ясно?
Она тенью выскользнет за дверь, а Черный Янгар напьется дорогого невкусного вина.
Глава 15
Встреча
Кровавой выдалась осень.
Багрянец проступил на кронах деревьев, и, вторя ему, окрасились алым ручьи и реки. Травы стали черны от засохшей крови, а вороны кричали, славя кормильцев.
Силен был Янгар, и бессчетно верных аккаев откликнулось на зов его. Но и Ерхо Ину не назвать было слабым. Сотни и сотни воинов носили цвета рода Ину. Крепко держали они что меч, что копье.
И сплелись две силы, друг друга пытаясь переломить.
Пылали поля Ину.
И редела конница Каапо под дождем из стрел. Воздух гудел. Дрожали стены крепостей, омывались камни кипящим маслом, наполнялись рвы телами. Падали. Поднимались, вновь и вновь меняя флаги. И города сдавались на милость победителя, но ни одна из сторон не знала о милости.
Лето умерло на остриях копий. Алый осенний плащ разодрали клинки. И земля, не выдержав боли, позвала дожди.
Кто-то заговорил о перемирии, но голос его не был услышан.
Не желал мира Янгхаар Каапо до тех пор, пока не будет исполнена клятва. Да и Ерхо Ину, пусть и потерявший многое, верил, что одолеет он Клинок Ветра.
А кёниг молчал.
Это поле ничем не отличалось от иных полей.
Разве что рожь убрать не успели. И зерно, утратив исконный золотой цвет, гнило на корню. Оно клонилось, касаясь длинною остью земли, источало запах прели, который, впрочем, не отпугнет тех, у кого разум голодом затуманен. В ближайших лесах прятались жители ближайшей деревеньки, гадая, когда же войско, избравшее поле для отдыха, двинется дальше. Тогда-то и выйдут из укрытия люди, будут драть влажные колосья, выковыривать пальцами гнилое зерно, которым уже проще отравиться, нежели насытиться.
И забудут о том, кому служили – не осталось у земли хозяев. А зима была близка.
Но не о них думал Янгхаар Каапо. И не об осенних дождях, размывших дороги. И не о скорой зиме, что уже послала первых вестников: расползались по небу черные облака, теснили крохотное слабое солнце, грозили и вовсе его затянуть. Недолго ждать осталось. Поутру воздух становился холоден, еще день-другой, и прорежутся в лужах ледяные нити, а крылья шатров украсит иней.
Шатер Янгхаара Каапо разбили на самой окраине. Роскошный, с шелковым драгоценным пологом и остовом из прочных буйволиных шкур, выделанных особым образом – не проберется сквозь них ни вода, ни холод. Над шатром поднималось копье, мокли волчьи хвосты, и черные стяги с белыми оскаленными головами ныне походили на тряпки.