Шрифт:
Он жив.
И яростен.
Янгхаар Каапо много ниже моего брата. И тоньше. Быстрей. Яростнее. Он кружит и кружит, раз за разом пробиваясь сквозь защиту Олли, чтобы оставить на его теле очередную рану. Не убивает, но лишь дразнит. И мой брат стискивает зубы, пытаясь сдержать стон.
Он силен, Олли, и достоин наследовать имя и земли рода Ину, но сейчас я видела, как эта сила уходила в землю с кровью. И знала, что та, напоенная досыта, ответит весной небывалым урожаем.
Земля умеет быть благодарной.
А люди… Мой брат вот-вот погибнет от руки моего мужа. Я же, скрытая тенью леса, стану свидетелем этой смерти.
– Бей!
Я не заметила, как Олли выронил палаш, и только чувствовала, что сталь, в отличие от крови, земле не по вкусу.
Мой брат стоял, раскинув руки, будто желая обнять смертельного врага, а Янгхаар Каапо, вдруг сгорбившись, словно постарев за секунду, медлил с ударом.
Но вот он протянул руку, медленно, точно во сне, схватил Олли за косу.
Пиркко-сестрица сама вышила ленту для нее, алую, с белым узором. На удачу.
А я подарила синюю, я еще надеялась, что мои дары могут что-то изменить.
Лента выскользнула из волос. А я, вместо того чтобы остановить удар, смотрела, как падает она, алая с белым, в грязь, под ноги Янгару.
В следующий миг вслед за лентой полетела коса. И Олли Ину, осознав, что случилось, с ревом бросился на Янгара. Вот только сам рухнул в грязь. Подняться ему не позволили.
Что было дальше?
Я смотрела, как моего брата топят в грязи. И знала, что он останется жив и что отныне жизнь эта не будет иметь для него никакой цены.
Олли, гордый Олли, сильный Олли, способный поднять на плечи племенного быка, предпочел бы смерть такому позору. А отец мой согласился бы: смерть честнее, чем жизнь раба.
Янгхаар Каапо поступил бесчестно, и это была хорошая месть.
Что же касается меня… аромат свежей крови дурманил.
Сладкая, должно быть.
И как стучат человеческие сердца! Оглушают просто, манят. Всего-то шаг сделать, пока все увлечены и…
Нет.
Я очнулась.
Звал лес. И влажно шелестела рожь. Янгхаар Каапо вытирал лицо грязной ладонью. Мальчишка-слуга переминался с ноги на ногу, не зная, как предложить воду и полотенца.
Молчали воины.
Только припозднившийся журавлиный клин оплакивал судьбу Олли Ину.
Уходя, я обернулась. Янгар стоял, повернувшись к лесу, запрокинув голову, и холодный дождь смывал грязь. Капли рисовали узор на черной жиже, что покрывала шею и грудь, целовали шрамы, к которым и меня тянуло прикоснуться. В какой-то миг Янгар вдруг дернулся и открыл глаза. Смотрел он прямо на меня, и губы его дрогнули:
– Вернись…
Нет, наверное, показалось.
Глава 18
Перемены
Кейсо появился в лагере на другой день после поединка. Бросив поводья мальчишке, он подождал, пока подадут лесенку, и лишь затем спешился. Кейсо вновь притворялся толстым и бессильным, неспособным отыскать дорогу к нужному шатру. Он дул на озябшие пальцы и хлопал себя по щекам, чтобы к ним кровь приливала, вздыхал и брюзжал, жалуясь на осень, погоду, дожди и дороги, которые развезло. А Янгхаар привычно кивал, думая о своем.
Он не убил Олли Ину, но теперь не знал, что с ним дальше делать. И от совета – а советовал Кейсо нечасто, но по делу – не отказался бы. Вот только рассказать о поединке не получалось. Янгар начинал, но останавливался, понимая, что не в силах объяснить, почему поступил именно так.
– Взрослеешь. – Кейсо, избавившись от необъятной кожаной куртки, на которую, по его уверениям, ушла кожа трех матерых кабанов, позволил мальчишке стянуть сапоги.
Подали войлочные тапочки, нагретые изнутри камнями, и теплый байковый халат.
– Что ж… – С кряхтением и стонами Кейсо прилег на шкуры и погладил живот, который, как показалось Янгару, с прошлого раза стал еще больше. – Не убил – это хорошо. В смерти нет смысла.
Он принял чашу с горячим молоком, в которое сам добавил меду, едва ли не больше, чем молока. И, поставив на живот, обнял ее ладонями. Грелся.
Кейсо и вправду не любил холода, хотя приходилось ему и босиком по снегу ходить, и спать в этом самом снегу, зарывшись в сугроб с головой. Он повел ладонью над чашей, собирая крохи тепла, и сказал:
– Будь готов, что тебя не поймут. Для некоторых бесчестье – страшнее смерти.
Ничего не может быть страшнее смерти. Но чтобы понять это, нужно умереть или даже умирать, раз за разом, доходить до края и возвращаться.
– Присядь.
Янгар сел, скрестив ноги.
Есть не хотелось.