Разбойник шевельнул пальцами, засиявшими на солнце золотыми перстнями. Особенно сильно блистал самый крупный – с красивым голубым камнем.

Когда повернули к берегу, княгиню с детьми заперли в кормовой каморке… К тому времени знатная пленница изучила свое узилище весьма хорошо и теперь прекрасно знала, что делать. Для чего и прихватила незаметненько валявшуюся на дне ладьи уключину, которой и расшатывала сейчас подгнившие кормовые доски, шепотом наставляя внимательно слушавшего сына, семилетнего отрока Мишеньку:

– Протока та неширока, чай. Я первая вылезу – ты мне Аннушку и подашь, а потом и сам осторожно, брызги не подымая, выберешься. Плавать-то как – не забыл?

– Да что ты, матушка! – сверкнул синими глазенками отрок. – Я и под водой могу, и… Каталонцы наши меня плавать учили, помнишь? Алеша Зубов, Рванов Гостинец да Рыбин Иван. Хорошие парни – зря батюшка их на родину отпустил.

– Зубов, Рыбин, Рванов… – осторожно вытаскивая досочку, повторила княгинюшка. – Беззубый, Рыбина и Рвань – так их там, у себя в Манресе, звали. Потому и отпустил их князь, что хорошие люди, верные. За королем Леона присмотр постоянный нужен!

Мишенька вдруг округлил глаза:

– Ой, матушка! Вона, уже и водицу видати. Посейчас и вылезаем?

– Нет. – Елена склонилась над проделанною дырою. – Чуть позже. Но уже надо готовыми быти… Рубаху сымай, порты… и я платье скину… Аннушку подержи, да не разбуди, смотри. Эх, только бы не заплакала, не закричала…

– Крепко спит-то!

– Макового отвару дала. У кормщика было.

Снаружи вдруг резко стемнело, да и течение стало заметно спокойнее – судя по всему, ладейка вошла наконец в протоку. Княгинюшка, обняв сына, погладила его по голове:

– Ну… пошла я! Как скажу – Аннушку мне подаешь.

Ловкая, гибкая, словно пантера, молодая женщина юркнула в щель, проскользнула, мягко войдя в воду… Да, встав на ноги – глубины-то оказалось по шею, – вытянула руки:

– Давай!

Приняв спящую Аннушку, бочком прошла к берегу, положив дочку на траву, выбралась… оглянулась, подхватив вынырнувшего Мишу.

– А мы теперь куда, маменька?

Елена улыбнулась – давно уж она все продумала:

– Деревню на холме видишь?

– Угу. Так мы туда пойдем? Ой, славно, а то ести уже хочется…

– Не совсем туда, чадо. – Укрывшись в зарослях ивы, княгиня осторожно раздвинула ветки, всматриваясь в кисельную полутьму белой июльской ночи.

Суденышки неспешно пробирались протокою – точнее, прокопою – одно за другим, головная ладья похитителей уже удалилась шагов на полтораста, и, похоже, тати еще не заметили пропажу. Впрочем, скоро заметят – времени до того оставалось немного.

– Я чаю, там, у деревни, и пристань есть. Там и возьмем лодку.

– Украдем, да, маменька?

– А хоть бы и так! Спасаться-то нам надо, чадушко.

Невдалеке от порогов Егора вдруг что-то словно ударило в голову, да так сильно, что князь пошатнулся, едва не полетев за борт, в глазах вспыхнула какая-то зелень, а потом и вовсе вдруг потемнело кругом, словно бы внезапно сделалась вдруг ночь, не летняя – осенняя, темная, с черной водой реки, отражавшимися в ней желтыми холодными звездами… и чем-то большим, сияющим волшебным светом, видимым из самого дальнего далека!

Князь вскинул голову: плотина! Залитая электрическим светом плотина, строения в стиле двадцатых – двадцатого века – годов… Волховская ГЭС, творение знаменитого инженера Графтио, один из первенцев советского плана ГОЭЛРО…

– Княже! Княже! Что с тобой, княже?!

Вожников тряхнул головой, улыбнулся воинам – все по-прежнему, река, раннее летнее утро, светлое, с белесым небом… и ревущие впереди пороги.

– Приготовить стрелы, ручницы заря-жай! – живо распорядился князь. – Сворачиваем к протоке. Как прикажу – стреляйте без раздумий в первый же встреченный челн!

Лодки быстро поплыли протокою, на берегу которой воины князя заметили бестолково бегающих парней, отроков…

Вожников махнул рукой, и один из воинов тут же перемахнул на берег, спросил, «цокая» по-новгородски:

– Поцто егозите, робяты?

– Ишшем!

– И цто же вы ишшете?

– Целнок наш увели по ночи ишшо.

– Челнок? – насторожился князь. – И кто ж его увел? Что, какие-то лихие люди были?

– Лихие, не лихие, а были. – Трое отроков лет по двенадцати подошли к протоке, к челнам, да, увидев богато одетых людей, ратников, поклонились. – Цузые, не по-нашему говорили, один кормщик – из наших, Глотов Степан. На ладье, на целнах больших плыли, наш не должны бы украсть…

– Ясно, – покусав губу, Вожников приказал воинам грести живее.