Шрифт:
И они снова бросились в погоню. На этот раз шумной оравой и с громким топотом никто не нёсся. Ребятам удалось как-то незаметно рассеяться. И начать слежку за той самой тётенькой, которая на их глазах купила журнал в киоске. И вытаскивала телефон из кармана…
Эта женщина в светло-коричневом пальто подошла к двери школы, подёргала её. Но дверь была закрыта. Женщина нервной походкой направилась к окнам, долго в них заглядывала. Наконец к ней подошёл охранник-казак и громко сказал:
— Чего, мамаша, под окнами высматриваете? Не учимся мы сегодня. Закрыли школу — и все дела. Так что идите-ка домой, там своего ребёнка ищите. Вся вторая смена сегодня не училась. Карантин, что ли… Идите-идите…
Он проводил дамочку до ворот. И бедной подозреваемой ничего не оставалось, как, то и дело оглядываясь, удалиться от школы прочь. Витя, Арина и Зоя с Антошей с большим удовольствием «вели» её — кто из ребят прикидывался играющим в «классики» на просохшем асфальте, кто бросался к качелькам и качался, кто делал вид, что считает ворон. Так «довели» её до крайнего подъезда дома, торцом выходившего как раз на здание школы. Ближе, чем этот дом, к школе не стояло ничего.
Тётенька скрылась в подъезде. Через пару минут в угловой квартире первого этажа зажёгся свет.
— Это она в квартиру зашла, — приглядываясь к окнам, проговорила Арина. — Живёт она здесь, что ли?
Глава X А они жрут и мрут
Пётр Брониславович Грженержевский медленно вошёл в квартиру. Понуро снял со своих поникших богатырских плеч куртку, кое-как зашвырнул за тумбочку ботинки и заглянул в комнату. Весёлая румяная Галина Гавриловна прекратила играть на пианино бравурную мелодию «Гром победы, раздавайся!», соскочила с вертящегося стульчика и бросилась навстречу Петру Брониславовичу.
— Что же ты такой хмурый, Петечка? — удивилась она, разглядывая своего печального супруга. — Опять плохое настроение? Эх, вот зря ты сегодня утром буженину есть не стал! А она заряжает энергией, так бодрит! Это весь наш мясокомбинат знает! Все бужениной тоску лечат. Ну ничего… Сейчас ты как следует пообедаешь, позитива прибавится. Я приготовила суп на бараньей ноге и свиных отбивных нажарила.
Но Пётр Брониславович отказался от насыщенного мясом обеда. И уже не в первый раз за последние две недели… Галина Гавриловна очень расстроилась. Что-то творилось с её добрым и весёлым мужем, кто-то обижал его. Но вот кто, что — он, как истинный герой, не говорил. Галина Гавриловна налила себе тарелку бараньего супа, села за стол, но есть не смогла. Сжала ладонями щёки и пригорюнилась…
Думала, слушала…
Её супруг затаился где-то в глубине квартиры, вздыхал, иногда вскакивал, листал какие-то книжки, снова вздыхал…
Галина Гавриловна плакала. Горячие слёзы капали в остывающий суп, на вкусное варёное мясо, в густую сметану, которой полила Галина Гавриловна произведение своего кулинарного искусства, к которому её Петруша раньше никогда не оставался равнодушным.
…Так прошло около двух часов.
Стемнело.
Суп подёрнулся холодной плёнкой бараньего жира. И дожидался лишь отправки в помойку…
Галина Гавриловна сидела неподвижно.
В кухне появился Пётр Брониславович.
— А что ж ты, Галиночка, на музыке не играешь? — запинаясь и виновато хлопая глазами, несмело спросил он.
— Не хочется что-то. — Галина Гавриловна подняла голову.
Пётр Брониславович включил в кухне свет, сел перед женой на корточки и очень серьёзно спросил:
— Галиночка, не к столу, конечно… Но у меня есть к тебе вопрос.
— Да… — еле-еле проговорила Галина Гавриловна, сразу приготовившись к самому худшему.
— Это ничего, что не к столу?
— Н-ничего, Петя…
— Скажи, Галиночка, а у вас на мясокомбинате крысы есть?
Бедная Галина Гавриловна меньше всего сейчас ожидала подобного вопроса. Но от сердца у неё сразу отлегло. И она даже весело (как, впрочем, и всегда, когда речь заходила о её любимой работе) ответила:
— Есть, Петя. А как же.
Муж сразу оживился, глаза его заблестели.
— Ну так скажи мне, чем вы их травите? Как изводите?
— Да ничем не травим, — отмахнулась Галина Гавриловна.
— То есть как?
— А вот так, — широко махнула рукой старший технолог мясокомбината. — Это у нас называется физическое уничтожение. Гоняем их швабрами, распугиваем. Одна уборщица умеет мастерски на них орать. Как с утра войдёт в цех, как крикнет — крысы в разные стороны от неё шарахаются. И прячутся, боятся вылезать, пока она по цеху ходит — вот как её голос на них действует…
Пётр Брониславович сел на пол.
— Это что же… — проговорил он. — У вас их так много?
— Много, — подтвердила Галина Гавриловна. — Но травить нам крыс нельзя. Это же вредно для потребителей.