Шрифт:
У Ирки в ноге была какая-то киста. Она с каждым годом уменьшалась, пока в конце концов не исчезла совсем. Но все эти годы Ирка наблюдалась у одного авторитетного хирурга из старой московской больницы. Они ездили с мамой раз в год, везли ему кофе и конфеты, а он просто смотрел снимки и говорил: «Всё хорошо! Всё уменьшается! До встречи через год!» Мама особенно любила к нему ездить, потому что он каждый раз говорил, что мама похожа не на Иркину маму, а на её сестру. Младшую причём.
Папа каждый раз, когда они туда собирались, брал мамину пилку для ногтей и изображал, как он заколет ею воображаемого соперника.
Но хирург и правда был авторитетный, потому что у него в коридоре, по Иркиным и маминым рассказам, всегда были длиннющие очереди. И многие приходили просто сказать ему спасибо.
— Хирург? — удивлённо протянула Татьяна. — При чём тут хирург?
— Не знаю, — призналась мама, — но давайте съездим? Всё равно уже поздно, и сегодня мы больше ни к какому врачу не попадём. Хоть к нашему съездим, он сегодня допоздна. Он, может быть, посоветует, к какому он…
Мама глянула на Кьяру и запнулась.
— К какому специалисту обратиться, — закончила мама наконец. — Я ему позвонила, он нас ждёт.
Татьяна кивнула, и мы молча уставились на Новодевичий монастырь, который как раз проезжали.
Кьяра спала, прижавшись к маме, но её левая рука была на моём колене.
Барсук
Хирург оказался похожим на барсука. Только без полоски. Просто лицо, как у барсука. У него на стене не висело ни одного диплома, зато никакой секретности не было, наоборот, мы уже на входе сказали, что идём к нему, нас пропустили и пожелали удачи.
Удачи — в смысле, там было много народу. Но маму это только подогрело — она протолкалась, перед всеми извинилась и пропихнула Кьяру в кабинет. Барсук уже стоял у кушетки, покрытой тонкой голубой пелёнкой.
— Добрый день, — Татьяна начала включать своё обаяние, но он, вежливо улыбнувшись, показал на Кьяру и на кушетку.
Я шагнула, но Татьяна сама взяла девочку, усадила её на кушетку, сняла комбинезон, стащила колготки и показала доктору злополучное пятно. «Молодец», — подумала я про неё.
— Хм. Слушайте, — сказал Барсук, — я видел много случаев. Разных. Так вот это пятно не похоже ни на один из них. А вы не пробовали к обычному дерматологу обращаться? Мне кажется, это простая инфекция на коже. Её несложно вылечить.
— Инфекция? — переспросила Татьяна.
— Ну да, например стафилококк, — пожал плечами Барсук, — надо обратиться к дерматологу и…
Но Татьяна не стала слушать. Она подошла к креслу, плюхнулась в него и, выдохнув, закрыла глаза.
Барсук вопросительно посмотрел на маму. Мама — на меня. А я махнула рукой, мол, не обращайте внимания, и принялась одевать Кьяру. Мама сказала:
— Дадите координаты?
Барсук кивнул. Потом посмотрел на маму и сказал:
— Всё молодеете.
— Последний раз была младшей сестрой, — напомнила мама, — теперь кто? Дочь?
— Конечно, — сказал Барсук, — а это, судя по всему, мамашка.
И кивнул на меня.
Признания в любви
Мама позвонила дерматологу, договорилась о приёме. Потом дала мне бумажку с адресом.
— Это что, обычный кожно-венерологический диспансер? — возмутилась Татьяна в машине. — Куда всякие вич-инфицированные со всего района сбегаются?
— Почему они сбегаются? — опешила я.
— Ну а куда им ещё бежать?
— Если так необходимо бежать, можно в кроссе участвовать, — огрызнулась я, но тут же испугалась: вдруг она откажется везти Кьяру? — Мы будем осторожны, — сказала я, — мы не будем ничего трогать.
Ха. Кьяра не будет ничего трогать — это сильно. Как только мы вылезли из такси, она бросилась собирать в букет веточки.
— Не трогай, — завопила Татьяна, — на них писали всякие сифилитики!
Я вздрогнула, схватила Кьяру за руку, и мы вошли в диспансер. Ну не знаю. Поликлиника как поликлиника. С гардеробом, бахилами, очередями. Никто никого не боится касаться, в масках никто не ходит. Кьяра попросилась в туалет. Но Татьяна сказала: «Нельзя». Потому что туда ходят «всякие сифилитики».