— Прежде чем уйти на разведку, мне следовало предупредить тебя не включать телевизор. Поэтому я и вернулся. Чтобы предупредить.

— Мне известно, что показывают на телевидении, молодой человек. Я скорее подожгу себя, чем буду смотреть большую часть программ.

— Не смотри даже хорошие программы. Вообще не включай. Я думаю, телевидение — это тропа.

Выжимая пасту на зубную щетку, она спрашивает:

— Тропа куда?

— Это прекрасный вопрос. Найдя ответ, я пойму, что притянуло меня в «Уголок гармонии». Так каким образом эта дверь открывается исключительно для меня?

— Какая дверь?

— Эта дверь.

— Эта дверь закрыта.

— Да, я только что ее закрыл.

— Ты, мой красавчик, втяни язык, — просит она Рафаэля, потому что язык у него вывалился.

Рафаэль втягивает язык, и она принимается за передние зубы, а кончик его хвоста мотается из стороны в сторону.

Кофеин еще не начал действовать, поэтому у меня нет сил и дальше обсуждать особенности двери.

— В мастерской на автозаправочной станции работает механик, которого зовут Донни. В нем две личности, и вторая, похоже, использует монтировку совсем не по назначению. Если он постучится в твою дверь, не впускай его.

— Я не собираюсь никого впускать, кроме тебя.

— Официантка, с которой ты разговаривала, когда арендовала коттедж…

— Холли Гармони.

— Она… нормальная?

— Милая, дружелюбная, знает свое дело.

— Она не делала ничего странного?

— В каком смысле?

— Не знаю… не поймала пролетающую муху, чтобы тут же съесть, или что-то в этом роде?

— Какой странный вопрос.

— Поймала и съела?

— Нет. Разумеется, нет.

— Не была на грани слез?

— Наоборот. Обаятельно улыбалась.

— Может, она улыбалась слишком много?

— Нельзя улыбаться слишком много, странный ты мой.

— Ты когда-нибудь видела Джокера в «Бэтмене»?

Закончив с зубной гигиеной Рафаэля, Аннамария вновь берет полотенце и еще раз вытирает собачью морду. Ретривер улыбается, как Джокер.

Взяв щетку и принявшись расчесывать шелковистую шерсть Рафаэля, она говорит:

— Мизинец на ее правой руке заканчивается между второй и третьей фалангами.

— У кого? Официантки? Холли? Ты сказала, она нормальная.

— Нет ничего ненормального в потере части пальца в результате несчастного случая. Это не в одной категории с поеданием мух.

— Ты спросила ее, как это произошло?

— Разумеется, нет. Выглядело бы грубо. Мизинец на ее левой руке заканчивается между первой и второй фалангой. Просто обрубок.

— Подожди, подожди. Два отрубленных мизинца определенно анормальность.

— Обе травмы могли стать результатом одного несчастного случая.

— Да, конечно, ты права. Она могла жонглировать мясорубками, когда упала с одноколесного велосипеда.

— Сарказм тебе не к лицу, молодой человек.

Не знаю, почему меня задевает ее легкое неодобрение, но задевает.

Словно понимая, что меня в чем-то мягко упрекнули, Рафаэль перестает улыбаться. Строго смотрит на меня, похоже, подозревает, что я из тех людей, которые крадут собачье печенье и съедают его сами, раз уж я позволяю себе сарказм в разговоре с Аннамарией.

— У Донни-автомеханика на лице огромный шрам, — сообщаю я.

— Ты спросил, откуда он взялся? — интересуется Аннамария.

— Я бы спросил, но Милый Донни вдруг превратился в Злобного Донни, и я подумал, что после такого вопроса он может попортить мне лицо.

— Что ж, я рада твоему прогрессу.

— При таких темпах прогресса нам лучше арендовать коттеджи на год.

Она продолжает расчесывать шерсть длинными, плавными движениями, оторвавшиеся волоски остаются на щетке.

— Ты еще не закончил разнюхивать, так?

— Нет, мэм. Только начал.

— Тогда, я уверена, ты очень скоро докопаешься до сути.

Рафаэль решает, что меня можно простить. Вновь улыбается мне, и в ответ на нежную заботу издает звук, свидетельствующий о блаженстве — то ли вздох, то ли мурлыканье. Он определенно на седьмом небе от счастья.

— У вас есть подход к собакам, мэм.

— Если они знают, что ты их любишь, всегда можно рассчитывать на их доверие и преданность.

Ее слова напомнили мне о Сторми, о нашей любви, доверии, преданности друг другу.