Найдя вариант, позволяющий рассказать обо всем, не упоминая имени дьявола, Ардис продолжает:

— Ты встречался с Донни. Видел его шрам. Он провинился, и его наказали. Он думал, что сможет обеспечить нашу свободу ножом, понадеялся на хитрость и быстроту. В результате полоснул сам себя.

Я подумал, что неправильно ее понял.

— Он сам так изуродовал себя.

Она поднимает руку, как бы говоря: «Подожди». Ставит кофейную кружку на пол. Кладет руки на подлокотники кресла-качалки, но в ее позе нет никакой расслабленности.

— Если я буду вдаваться в подробности… если объясню, почему он сделал такое с собой, тогда я скажу, чего говорить не должна, ибо сказанное будет услышано и навлечет на нас то, что не должно быть навлечено.

Мое упоминание дьявола в этот момент кажется особенно уместным, ибо ее слова чем-то напоминают мне библейские тексты.

— Донни умер бы, если бы целью была его смерть, но целью были его страдания. Хотя кровь лилась и рана вызывала жуткую боль, он оставался спокойным. И пусть его речь затрудняли разрезанные губы, он попросил нас привязать его к кухонному столу и прижать сложенное полотенце к его рту, чтобы заглушить крики, которые скоро огласили бы дом, и не дать ему откусить себе язык.

Она продолжает ровным голосом, высушивая драматизм и надрыв, но это самоконтроль, который достигается огромным усилием воли. Он же и заставляет верить в правдивость ее невероятной истории.

— Его жена, Дениз, которая кричит и на грани обморока, внезапно берет себя в руки… буквально в тот момент, когда Денни начинает кричать. Она говорит нам, что ей надо остановить кровотечение, продезинфицировать рану, насколько это возможно, и зашить ее. Видите ли, она внесла свою долю в наказание Донни, еще сильнее обезобразив его. Первоклассный хирург свел бы урон к минимуму. Повреждены еще и нервы, так что часть лица потеряла подвижность. И теперь всякий раз, глядя на него до конца своей жизни, она будет знать, что должна винить себя за… неспособность сопротивляться и позволение использовать себя. Мы знаем, если не поможем ей, то любой из нас может полоснуть себя по лицу. Мы помогаем. Она зашивает рану…

Кулаки Ардис разжимаются. Вид у нее изможденный, ей приходится анализировать свои слова, прежде чем произнести их, помня о том, что их может услышать тот, кого она боится, тот, кто может вызвать что-то жуткое. И анализ этот забирает все ее физические и душевные силы.

До зари остается менее часа, но темнота, похоже, сгущается, затапливает холмы, срывает дома с фундаментов, отправляет в свободное плавание. Эти ощущения всего лишь отражение состояния моего разума; изменение в восприятии реальности, того, что возможно, а что — нет, и на мгновение меня тоже словно уносит в темноту.

Если я правильно понимаю Ардис, невидимое существо, которое вошло в мой сон и попыталось изучить архивы моей памяти, не просто читатель. В их случае это контролер, обладающий огромной властью и еще большей жестокостью, тиран-кукловод. Появившись пятью годами раньше, он превратил «Уголок гармонии» не просто в тюрьму, но создал миниатюрную империю, карманную вселенную, аналогичную острову, населенному дикарями, где вырубленный из камня бог требует абсолютного повиновения, с той лишь разницей, что это ложное божество способно жестоко принуждать к выполнению своих приказов. Оно вошло в разум религиозного Донни и заставило его изувечить себя, а потом вошло в разум Дениз, и, используя ее руки, сделало так, чтобы лицо Донни навсегда служило наглядным примером того, к чему приводит неповиновение.

Ранее, когда Милый Донни стал Злобным Донни, это самое существо вошло в него и установило свой контроль над ним. И я говорил не со второй и менее приятной личностью автомеханика, а с совершенно другой индивидуальностью, с кукловодом.

На заправочной станции телевизора не было, и Донни бодрствовал, когда в него вселился этот самый кукловод. Выходило, что я далеко не полностью понимаю, как перемещается это существо и как вселяется оно в разум человека. Возможно, просмотр телевизионной программы — совсем не приглашение для этой твари — хотя это правильно, следует поменьше смотреть реалити-шоу о семьях знаменитостей, живущих с гориллами.

Я также осознаю, что под «личной дверью» Ардис подразумевает дверь в ее разум. На мгновение она почувствовала, как эта дверь открывается.

Они живут в неустанном ожидании, что кто-то ворвется в них и установит свой контроль. Как сумели они не сойти с ума за эти пять лет — выше моего понимания.

Хотя я заверяю Ардис, что она сказала мне все, что могла решиться сказать, она поднимает голову и продолжает, тихо и устало, и я понимаю, сколько она уже потратила сил:

— Жена брата моего мужа, Лаура, теперь Гармони, но ее девичья фамилия Джоргенсон. У нее и Стива, ее мужа, трое детей. Среднего мальчика назвали Максвеллом, но мы, конечно, звали его Макси.

Меня отрезвляет ее решимость изгнать из голоса драматические интонации и таким образом, как я предполагаю, подавить эмоции, которые могут разжечь эти откровения. Прилагаемые усилия указывают на то, что на каком-то уровне невидимое существо осведомлено о душевном состоянии всех подданных этого маленького королевства. Может быть, эмоциональное возбуждение говорит ему о возможном проявлении неповиновения. Точно так же службы национальной безопасности используют компьютеры для отслеживания миллионов телефонных звонков, но не для того, чтобы слушать все подряд, а для поиска комбинаций определенных слов, чтобы засечь разговор двух террористов.