Шрифт:
— Обыкновенное. С помощью шприца, — я зачитал ему пару абзацев из письменных показаний Игнатия и помахал у него перед носом его собственным фотопортретом, — свидетель тебя опознал по фотографии, но, будь уверен, опознает и лично.
— Я не убивал, — он угрюмо уставился в пол, — я и шприц-то держать не умею.
— До чего же ты дремучий, — искренне удивился я. — Ежели один держит, а другой колет, обоим срока одинаковые. Это надо знать, перед тем как браться за такие вещи. Твоему напарнику, кстати, в тот же день сломали шейные позвонки, знаешь, наверное?.. А держал ты его вот так, — я хорошо запомнил расположение синяков на запястьях Философа и сейчас без труда воспроизвел соответствующую хватку на руках этого болвана.
— Ну, бля… — его глаза забегали, — вы-то откуда знаете?
— Я знаю много такого, чего знать никому не советую. А что касается этого человека, — я показал фотку Философа, — то он охотно даст показания, кто и как его убивал.
— Он что, — у парня посерело лицо, — тогда не умер?
— Умер, еще как умер! Мертвее не бывает, — развеселился я, — целый год был покойником! А вот теперь он снова живой. В данный момент он спит, — я поглядел на часы, — но через пару часов я тебя ему предъявлю.
— Да вы что? Я еще не того… — Он приподнял руки в наручниках, чтобы покрутить пальцем около виска, и добавил просительно: — Не надо, я не хочу.
— Это почему же? Пообщаетесь на этот раз по-хорошему, обменяетесь впечатлениями. Интересно же… очевидное — невероятное.
— Слушайте, вы, хватит стебаться! Я все равно этих ваших смехуечков не понимаю, они мне до фени! — Парень обозлился, явно комплексуя по поводу собственной неразвитости, но тут же взял себя в руки: — Ладно, вы меня достали. Я согласен на вас похалдеить. Что вам от меня надо? Только говорите помедленнее и без всяких подъебок, что надо?
— Вот это уже разговор… А надо от тебя совсем немного, и зря ты из-за пустяков выкобенивался. Надо будет запомнить, кто из сотрудников твоей конторы и когда остается работать на ночь и кто к ним приходит из посторонних. Да ты и так ведь по долгу службы это обязан знать. Это, стало быть, первое. Второе: будешь пропускать внутрь меня или кого скажу. Ясное дело, ночью, когда там пусто. Третье: будешь иногда сообщать, что в конторе никого нет, а заодно, само собой, насчет режима наружной охраны. И за все эти пустяки еще будешь получать баксы… Все понял?
— Понял, чего тут не понять… Вы из меня совсем дурака-то не делайте.
— Не волнуйся, не сделаем. Это нам не по профилю… Ну что, договорились?
Перед тем как ответить, он, морща натужно лоб, с минуту молчал, и мне это понравилось.
— Значит, договорились.
Я взглянул на Васю:
— Сними наручники.
Вася их отомкнул, выражая лицом сожаление, и спрятал в карман, а я продолжал инструктаж:
— В нашем деле люди ошибаются один раз. По телефону — ни одного лишнего слова. Иногда тебе домой будет звонить девчонка…
— Эта, что ли? — Он злобно набычился на выплывшее из ванной юное дарование. После душа она выглядела домашней девочкой, не имеющей представления ни о каких соблазнах, кроме мороженого, но оглядывала нас любопытными, ищущими приключений глазками. Не дожидаясь моих указаний, Вася отвел ее на кухню.
— Нет, не эта. Другая, которая живет без папы и мамы. Она будет звонить иногда накануне твоих дежурств…
— А откуда она знает, когда я дежурю?
Мне захотелось треснуть его по башке стоящей рядом со мной табуреткой.
— Не перебивай. Это не твоя забота… Она будет спрашивать, что не звонишь и как насчет потрахаться, а ты пообещаешь позвонить на другой день… Тебе как, с работы звонить разрешается?
— Смотря как. Долго пиздеть — нет, а договориться о чем — пожалуйста.
— Так вот, на дежурстве, если в конторе к двадцати трем ноль-ноль будет пусто и если ты в этом будешь стопроцентно уверен, позвонишь девчонке, телефон она тебе даст. Учти, что все телефонные разговоры могут записываться. Поэтому скажешь только: завтра, мол, я свободен и хата свободна, приходи трахаться. Мы к тебе тут же и подвалим.
— И она что, придет?
— Кто?
— Телка… ну, трахаться.
Я приготовился смачно выругаться матом, но неожиданно меня опередил Вася.
— Придет, — подтвердил он деловито.
Ну и ну, удивился я. Не такая уж это важная птица, чтобы держать при нем постоянную подстилку, но голова у моего парнишки работает.
Опросив придурка о режиме работы, я вручил ему сотню зеленых в обмен на соответствующую расписку, и мы оставили его одного осмысливать превратности любви.