За окнами стало быстро темнеть. Данила предложил поехать в его любимый ресторанчик на другом берегу Рейна и провести там зимний вечер. Через полчаса они уже подходили к светившимся в синем полумраке окнам ресторана на узенькой старинной улочке, застроенной зданиями пятисотлетней давности. Увидев Данилу, краснолицый рыжий хозяин расплылся в улыбке, вышел из-за стойки и громко протрубил:

– Херр Булай, пожальста, очень рад, очень рад!

– Как дела, херр Кляйн? – по-русски спросил Данила.

– Очень хорошо, херр Данила, польная жьопа.

Светлана смутилась. Данила ухмыльнулся и сказал:

– Не обращайте внимания, Светлана Юрьевна. Его Крендель так подучил. Немец думает, что это означает «все в порядке».

– Хотела бы я взглянуть на этого легендарного Кренделя.

– Еще налюбуетесь, поверьте мне.

Потом они ели мясо по-крестьянски, засыпанное золотистым поджаристым луком, пили мозельское вино и мало-помалу Светлана стала рассказывать о себе, ощущая, что это ему интересно. Иногда ей казалось, что язык ее работает сам по себе, а мысли уже наполняются словом ОН, и это – Булай.

Ближе к полуночи Данила проводил ее до дверей квартиры, как-то естественно, без рисовки, поцеловал руку и, сразу же повернувшись, вышел из подъезда. Светлана с облегчением выдохнула. Она боялась, что Булай станет напрашиваться «на чай» и этим нарушит то едва заметное очарование ее души, которое появилось за прошедшие сутки. Она с благодарностью взглянула ему вслед, вошла в квартиру, быстро разделась и легла в постель. Прежде чем погрузиться в сон, успела зацепить ускользающую мысль: «Отчего он так много пьет, ведь это ужасно. Если он пьет каждый день, значит, до деградации рукой подать. Пока признаков, кажется, не заметно. Держится уверенно, речь четкая, лаконичная, мысли собранные, тремора никакого… Но все-таки сам признает, что пьет много спиртного…»

Проснувшись на рассвете, Светлана поймала себя на том, что и во сне думала о Даниле, и эти мысли плавно перетекли в пробуждение. «Так я и знала. Увлеклась первым попавшимся, стоило только оторваться от семьи. Позорище какое. Хоть бы выделялся умом, красотой, культурой. А он ничем не выделяется. Средний рост, средний ум, средняя привлекательность, о культуре вообще ничего не понятно. Надо вот что сделать. Надо прекратить эту дурь. Сегодня последний праздничный день. Если ОН позвонит и предложит куда-нибудь поехать, надо придумать предлог и отказаться. Иначе я заеду не туда…»

Однако Булай не звонил, и, понежившись еще некоторое время в постели, Светлана встала и приступила к утренним делам. Она позавтракала, посмотрела эстрадный концерт, полистала журналы и заскучала. Надо было как-то организовать свой день, а беспокоить Пилюгиных не хотелось. Им тоже надо отдохнуть.

Она решила прогуляться по старинным кварталам Бад Годесберга в одиночестве, оделась и вышла на воздух. Мягко светило январское солнце, над пожухлыми газонами зеленели туи, едва припорошенные снегом. В густых зарослях весело чирикали пичуги, тишину лишь изредка нарушал шум проезжавших мимо автомашин. Светлана уже направлялась к дороге, ведущей в центральную часть города, когда ее догнал Алексей Федотович, спешивший куда-то со своим докторским саквояжем.

– Доброе утро, Светлана Юрьевна. Вот, к Даниле бегу. Что-то с ним опять случилось.

Она, не раздумывая, присоединилась к Пилюгину, и через две минуты врачи уже входили в квартиру Булая. Дверь им открыла восьмилетняя Лиза, улыбчивая сероглазая девочка, совсем не похожая на отца. Она тут же ушла к себе в комнату, откуда послышалось попискивание электронной игры.

Врачи разделись и вошли в спальню Булая. Тот лежал на постели, прикрыв глаза, лицо его отсвечивало серо-зеленым нездоровым оттенком.

– Данила, что с тобой, чего звал? – спросил Пилюгин.

Едва разлепляя губы, Булай ответил, что у него невыносимая головная боль, а таблетки не помогают.

Они обследовали его и пришли к выводу, что это сильный спазм сосудов головного мозга. Алексей Федотович набрал два кубика папаверина и сделал инъекцию.

– Данила, сейчас тебе станет легче, но особенно не радуйся. Приступы могут повторяться. Давление у тебя тоже ни к черту. Торжественно тебе заявляю, что если не снизишь нервную нагрузку, то мы тебя оттараним вперед ногами на вечное поселение раньше загаданного срока, понял?

– Спасибо на добром слове, Федотыч, я подумаю.

– Подумай, подумай серьезно, дружок. И вот еще что. Пить мы с тобой больше не будем, правильно? Заруби себе на носу: водка и стрессы – враги. Это сказки для маленьких про расслабляющее действие спиртного. Расслабление бывает от ста граммов. А от килограмма бывает полный каюк. Ты когда последний раз себя ста граммами ограничивал – когда прием в пионеры обмывал? Ну, а если не можешь пить помалу, то выбирай: либо траурный марш Шопена, либо жизнь без зеленого змия.