Марта-Екатерина выстрадала это убеждение, ибо сердце ее было истомлено, а чувства – растерзаны. Слишком многое увидела она после падения Мариенбурга – того, от чего отшатнулась ее душа, навсегда раненная, навсегда – уязвленная. Порой ей хотелось плакать так, как плачут дети, – чтобы навсегда вынуть боль из сердца. Но плакать было нельзя, нужно было оставаться сильной. Сильнее, чем каменные стены Яворовского замка, тверже, чем воля ее невенчанного мужа, который, казалось, был создан из камня, ибо Камнем, Петром, наречен!

В Яворовском замке Петр работал за широким королевским дубовым столом, заваленным бумагами, книгами и чертежами. Часами он беседовал с Шафировым, диктовал вице-канцлеру письма и приказы, рассматривал карты и составлял планы будущей военной кампании. «Царский евреин» был вполне доволен своей нынешней ролью: Петр Алексеевич и дня не мог прожить, не посоветовавшись с ним. В эти тайные совещания Екатерину не посвящали. Ей было предписано играть роль заботливой хозяйки и приветствовать всех, кто приходил к Петру Алексеевичу: французских, польских и австрийских дипломатов, семиградского князя Ракоци и молдавского господаря Дмитрия Кантемира. С этим последним царь беседовал особенно долго, и Кантемир, перед аудиенцией у государя имевший краткий разговор с его невенчанной женой, поразил Екатерину в самое сердце, как будто именно с этим человеком ей предстояло скрестить шпаги на жизненном пути.

Кантемир вошел в аудиенц-зал Яворовского замка стремительными и легкими шагами, заговорил быстро и решительно, пронзил Екатерину острым взглядом умных черных глаз, и она почему-то подумала, что этот человек с европейскими чертами лица и ухоженной черной бородой сыграет какую-то роль в ее жизни – но какую, Бог весть? Про Кантемира рассказывали, что он двадцать лет жил в Стамбуле как заложник Османской империи и все эти годы мечтал о мести османам, лишившим свободы его родину и его самого.

Двадцать лет унижений, затаенной горечи, мнимого благополучия и явных страданий! На его глазах казнили сербского заложника Йована Милича, в стране которого началось восстание против турок. Двадцать лет Кантемир мечтал о родине, как грезят только о возлюбленной, оставшейся на другом конце света и потому недостижимой. А в Молдавии в это время правил османский ставленник – господарь Константин Маврокордато. И вот час Кантемира настал. Османская империя готовилась к войне с Россией и отправила в Молдавию того, кто должен был, по мнению хитроумных советников султана, подготовить страну к противостоянию русской армии. Этим избранником Оттоманской Порты стал молдавский заложник Дмитрий Кантемир, лицемерный друг султана и нелицемерный сын Молдавии. Он прибыл в Молдавию с женой, красавицей Кассандрой Кантакузен, дочерью Щербана Кантакузена, воеводы Валахии, и с детьми – Антиохом, Сербаном (Сергеем), Матвеем, Константином и дочерью Марией. Старший его сын, Дмитрий, остался заложником в Оттоманской Порте, при дворе султана, как когда-то сам молдавский господарь. Кантемир знал, что, если он изменит султану, его сын закончит свою короткую жизнь на плахе. Но господарь стал служить Молдавии и ради освобождения родины решил заключить союз с Петром и Россией. В Яворовский замок он прибыл инкогнито, в европейском платье, но Екатерине все же назвал свое подлинное имя и даже несколько минут беседовал с ней, перед тем как войти к Петру Алексеевичу.

Екатерина сама задержала Кантемира у двери царя: этот человек беспокоил ее, и она сама не понимала почему. Решилась все же спросить:

– Говорят, вы потомок хана Тимура, Ваше Величество? Самого грозного хромца Тамерлана? И будто бы весь ваш род находится под его покровительством? А на ладони вашей дочери Марии выжжено три кольца – знак Тамерлана?

Кантемир с усмешкой взглянул на нее. Но к царю не вошел, задержался, решил ответить.

– Это все басни, Екатерина Алексеевна. Про три кольца на ладони моей дочери и про то, что Тамерлан покровительствует нашему роду. Да, мы происходим от него, по семейной легенде. Но не более…

– Тогда почему вы решились оставить сына в заложниках? Наверное, ваш род неприкосновенен, если вы так поступили… Вы уверены, что ребенка не тронут?

Лицо Кантемира исказилось от боли. Он ответил резко и гневно:

– Государыня, моего сына каждую минуту могут убить! Это была цена, заплаченная мною за молдавский престол. Иначе было невозможно! Мне пришлось выбирать между спасением своего ребенка и своего народа. Да смилуется надо мною Господь! Я служу своей родине, и хромец Тамерлан не встанет из гроба, чтобы мне помочь!..

– А я родину потеряла… – грустно заметила Екатерина. – Впрочем, теперь у меня новая родина – Россия. Ей и служу. Во имя любви к государю Петру Алексеевичу.

– Родина у женщины там, где ее супруг. – Кантемир овладел собой и решил закончить этот разговор. – Вы позволите мне пройти, государыня?

Екатерина отступила от двери. Кантемир прошел к царю. Странные чувства внушал Екатерине этот человек: как будто будущее бросало тень на прошлое. «Ничего, пустое…» – сказала она сама себе. Зазвонили к вечерне в костеле Наисвятейшей Госпожи Марии.

«Я бы не смогла оставить своего сына в заложниках… Даже для того, чтобы занять престол и помочь своему народу… – думала Екатерина, прислушиваясь к колокольному звону. – Это человек словно из камня, как и Петер… На том они и сошлись… Кантемир попросит у царя защиты для Молдавии. И, быть может, подпишет секретный договор. Вот для чего мы здесь, в этом замке. Ради их встречи…»

На следующий же вечер после прибытия Кантемира в замке произошло еще одно знаменательное событие. В Яворовской твердыне все было пропитано легендами – узкие винтовые лестницы, которые вели на дозорные башни, холодный камень старых стен, готические окна с цветными витражными стеклышками, мебель эпохи короля Яна Собесского и огромные портреты в пышных раззолоченных рамах… Особенно поражал воображение портрет Яна Собесского, висевший в аудиенц-зале. Король – высокий, дородный, плечистый, с густыми черными бровями, пышными усами, подбритой на шляхетский манер чуприной и орлиным носом – смотрел на гостей замка сурово и строго, как будто хотел спросить: «Что вы здесь делаете, ясные панове? Зачем пришли тревожить мой покой?» Одет он был торжественно и роскошно, как и подобает властителю. Плащ алого бархата, отороченный мехом, наброшен на могучие плечи победителя Оттоманской Порты, золоченый панцирь защищал грудь. Шпоры на сапогах – тоже вызолочены, каблуки – в самоцветных камнях. На голове – лавровый венок, дар благодарной Европы человеку, который остановил натиск турок под Веной.