Шрифт:
– Её что, торкает? – задался вопросом Ткач, не особо заботясь о такте.
– Сколько? – жадно сглотнула карлица. – Сколько у вас этого?
– При себе только то, что видишь, – ответил я, туго завязывая «драгоценный» мешочек. – Но в нашем лагере такого добра полно. Если есть что предложить, мы готовы к обмену.
– Ахахах! – подпрыгнула на месте карлица, едва не хлопая в ладоши. – У меня есть! Есть на что меняться! Да-да-да! – быстро протопала она к только сейчас замеченному мной проёму в стене и, откинув полог, исчезла минуты на две, после чего вернулась с кипой горностаевых и собольих шкурок. – Вот! – сложила она пушное богатство на пол, не отрывая взгляда от вожделенного мешочка. – Давай меняться!
– Не так быстро, – осадил бойкую менялу Ткач. – Я же сказал, нам нужны жратва и кров, на первое время. Нас в твою глушь, между прочим, не ветром занесло. На своих двоих по сугробам хуярили. Пожрать дай и отдохнуть с дороги, а там уж и о делах поговорим.
Карлица с подозрением крякнула и после недолгих раздумий кивнула.
– Ладно. Но соль вперёд, – протянула она раскрытую ладонь, которую я по недоразумению хотел пожать, но старушенция отдёрнула пятерню и настойчиво потрясла узловатым пальцем в сторону мешочка: – Соль!
– Как скажешь, – отсыпал я щепотку.
Карлица, получив желаемое, лихо ускакала из комнаты и вернулась через минуту, облизывая ладонь.
Честное слово, я слышал, как её язык скребёт по мозолям, едва не сдирая их.
– Вам этот, – указала карлица на один из чугунков. – Плошки здесь, спать там, – сдёрнула она со стены линялую волчью шкуру и открыла дверь.
– В кладовке, что ли? – возмутился Ткач.
– Плохо? Улица там, – уверенно парировала старушенция. – И я вас запру.
– Стоп-стоп, – вмешался я в беседу. – Так мы не договаривались.
– Жратва и кров, – резонно напомнила карлица. – Вы их получите. Я живу одна, в лесу, и я – не дура. – Из-под тряпья показалась пара воронёных стволов. – Живо взяли и пошли!
Ткач одарил меня многозначительным взглядом.
– Ладно, – примирительно развёл я руками, ища полотенце, чтобы ухватить горячий чугунок. – Будь по-твоему. Но учти, что цена на соль только что поднялась вдвое.
Воинственная бабуся крякнула, однако слабины не дала.
– Не ожидал от тебя, старая, такого свинства, – посетовал Ткач, снимая с полки посуду.
– Иди-иди, молодой.
– Ты ж понимаешь, что этот твой засов улетит с первого выстрела? – поинтересовался Алексей, когда задвижка на двери клацнула, ложась в пазы.
– Выстрел разбудит, я выстрелю, – донеслось снаружи.
– Да у тебя небось и порох-то отсырел давно, и капсули сгнили.
– Сунься – узнаешь.
– Чёртова карга, – сдался Ткач.
Глава 21
В кладовке было темно и зябко в сравнении с протопленной избой, но всё же куда лучше, чем на улице. Я нашарил в подсумке зажигалку и запалил лучину, торчащую в прибитом к стене светце. Огонёк, отразившись от воды в широкой миске, что стояла на полке ниже, заплясал по стенам и потолку. Кладовка, четыре на два метра, была заставлена корзинами сушёных грибов, лука, любимого Ткачом чеснока и орехов. Всё это гастрономическое великолепие наполняло воздух густым щекочущим ноздри ароматом, отчего и так зверский аппетит сделался нестерпимым.
Перетащив несколько корзин в дальний конец кладовки, мы освободили две скамьи и приступили к трапезе.
В выделенном нам от хозяйских щедрот чугунке оказалось тушёное мясо с картошкой. Судя по костям – заячье.
Сожрав свою порцию, Ткач довольно рыгнул и отхлебнул из фляги.
– Будешь? – крякнув, протянул он мне пойло, от паров которого в моём носу тут же погибла половина рецепторов.
– Из тех канистр?
– Этиловый. Семьдесят градусов.
– Плесни чуток, – подставил я кружку. – Всё, хорош.
– Ну, за крышу над головой, – предложил Алексей тост.
– И за плечи под головой, – ударил я кружкой о подставленную флягу. – Ух! Дьявол… Ты себе так язву наживёшь.
– Ага. Успеть бы. Слышь, старая! – двинул Ткач носком ботинка в запертую дверь. – Не спишь ещё?
– Чего надо? – донеслось снаружи.
– Тебя звать-то как?
– Это зачем? – ответила хозяйка вопросом после долгого молчания.
– Да поболтать с тобой хотел. Вредно на полный желудок спать ложиться.
– Не помню.