А ведь еще неделю назад стояла жара и на небе не было ни облачка. Солнце нещадно палило и днем в деревне было безлюдно, тихо.

В такое время в колхозе всегда полно работы. В двух бригадах еще не закончили уборку хлебов. Осталось немного, но осталось. По-доброму-то надо бы проводить косовицу дней за пять, а обмолот дней за восемь. В основном так оно и получается. Но в основном!.. Бывает, кое-где хлеба перестаивают, зерно осыпается. Нынче весна была поздней, лето холодным, и хлеба созревали плохо. Косовицу начали уже осенью. А ведь надо еще убирать картошку и свеклу. А зимовка скота?… О подготовке к зимовке, собственно, больше всего и говорили на сегодняшней сессии районного Совета.

Федора Федоровича Федорова попросили выступить. Выступил, конечно: рассказал о своем колхозе «Победа», о том, что уже сделали и думают сделать. Хозяйство считается лучшим в районе. Правда, колхозникам Федоров не говорит, что оно лучшее. Наоборот: «Мы топчемся на месте, дорогие товарищи. И на ряде участков допускаем серьезное отставание…»

В удачные годы колхоз собирает больше тридцати центнеров зерна с гектара. И это в Сибири. Много продает государству мяса и молока. Больше двух миллионов рублей прибыли в год получает.

Федоров — известный в районе человек. И в области с ним считаются. Однако это приносит не только удовлетворение, пользу, но и некоторые неудобства, порой даже неприятности. Его вечно приглашают куда надо и не надо, он восседает в президиумах, часто выступает… И попробуй откажись. «Да вы что! Нет, это совершенно невозможно! Садитесь в президиум». А иногда командуют: «Так нужно. Мы же люди государственные». Будучи человеком дисциплинированным, Федоров ни от чего не отказывается. Говорят: надо ехать на собрание — едет, надо выступать — выступает. Врать не любит, выкручиваться не умеет.

Конечно, на сессию как не поедешь. Позавчера был пленум райкома партии. Тоже надо быть обязательно. А вот третьего дня сидел он на совещании, где «обсуждался вопрос о санитарном состоянии предприятий общественного питания». В такие-то дни! В июле медики приезжали в их колхоз и санитарное состояние признали хорошим. Вот и заседайте с теми, у кого плохо. Так нет же! «Выступите, пожалуйста, расскажите, как вы добились хорошего санитарного состояния». Куда денешься — выступил. Хотя, если по чести признаться, не знает он, «как добились», тут само собой получилось.

Федоров начал подсчитывать, сколько же раз выступал он в этом месяце и удивился: получалось больше десяти — на пленуме и на бюро райкома партии, на сессии райсовета, на заседании райисполкома, на президиуме райкома профсоюза. Ну, еще на партийном и профсоюзном собраниях, на заседании правления колхоза. В сельсовете тоже выступал. И это еще не все. Выступал он в райкоме комсомола, в техникуме и на семинаре культпросветработников. Трибунщик прямо, а не председатель колхоза. Иногда выступает без какой-либо подготовки, перед комсомольцами и культпросветработниками, к примеру. А попробуй-ка выступи без подготовки на бюро райкома партии или на заседании райисполкома, хо-хо!.. Надо подобрать цифры и факты, какие получше, все заранее продумать, а то ведь известно: слово не воробей… Иногда даже приходится писать выступления, а потом зачитывать их…

— К черту! — пробормотал Федор Федорович. — Хватит!

— Вы мне? — спросил шофер Андрей. Лицо у него утомленное и не по возрасту — Андрею тридцать четыре года — в глубоких морщинах. Тоже мотается вместе с председателем — в райцентр, в одну бригаду, в другую…

— Да нет, — встрепенулся Федоров и вновь «ушел в себя». «Другой бы радовался, что его на трибуну толкают, — раздумывал он. — Коли хотят тебя слушать, значит, уверены, что скажешь что-то толковое. Но почему тогда у меня такое скверное настроение?»

Андрей остановил машину.

— Не могу больше, Федор Федорович! Передохну минут десять.

Он уснул почти мгновенно. Он вообще мог засыпать в любое время и в какой угодно обстановке. Скажет себе: «Посплю-ка немножко», опустит голову и через пять-десять секунд — готов. Люди не верили: «Будто заснул, притвора. Ишь, как натурально храпит». Федор Федорович дивился и завидовал шоферу, сам он страдал бессонницей, засыпал с трудом, по часу, по два ворочаясь с боку на бок, несколько раз просыпался ночью и часов в пять утра, если не раньше, вскакивал с постели.

Федоров разбудил шофера через тридцать минут. Андрей тронул машину. Лицо его опять стало напряженным, взгляд упрямым, и никто не сказал бы, что несколько секунд назад человек спал крепким сном.

«Выступать надо, когда это крайне необходимо. А то послушаешь иного… Одни общие слова. К чему говорит! Да еще как говорит! С жаром, с выкриками. Просит: «Дайте еще минут пять, я не все сказал». Приводит факты, но пустяковые, которые никого и ничему не учат. Если отсеять фразы «в общем и целом», удалить все пустое, необязательное, что же останется? На сколько минут?»