Даг во все глаза разглядывал обнаженного слугу епископа. Тощие ребра негодяя вздымались, спутанная грива дергалась из стороны в сторону. Повинуясь кивку Сигурда, из полумрака вынырнул квадратный детина, весь в шрамах, раздетый по пояс. Одной рукой легко выхватил из очага раскаленные клещи, несильно ущипнул беднягу за голый живот. У того сразу вздулся рубец.

– Говори, куда поплыл твой приятель Бруно? – напустился Лейв на монаха. – Ну, что замышляет ваш епископ? Когда Харальд нападет на нас?!

– Ха... Харальд не нападет... – простонал монах.

– Ха-ха! Так я и поверил! – Лейв в три глотка осушил кубок с элем, остатки выплеснул в лицо собеседнику. – Давайте, поджарьте его!

Даг услышал, как позади него икнул Аки. Вагн задрожал и невольно отступил назад, за спины взрослых. Палач набрал горсть углей и высыпал монаху на голый живот. Где-то неподалеку хрюкнул Длинный Заяц, но он не испугался. Длинный вечно баловался тем, что отрывал ножки жукам и сжигал заживо птенцов.

Даг скосил глаза на старших родичей. Взрослые тоже вели себя по-разному. Кажется, отцу не слишком нравилось зрелище пыток. Зато мясник Магнус, и скальд Горм, и сосед Халльвард – все они искренне забавлялись. Многие стали давать советы, как лучше пытать, чтобы человек не умер, а успел рассказать правду.

– Вскройте ему живот и намотайте кишки на вертел!

– Нет, лучше запустить ему змею в рот! Будем смотреть, где она вылезет...

– Но тогда он ничего не расскажет. Надо вырывать пальцы по-одному!

– Эй, черная голова, где же твой добрый Белый Бог? Он ведь велел всех любить, да? Так полюби меня!

– И меня полюби! – Делая вид, что целуется, к монаху подобрался замызганный мужик, весь в лишае и прыщах. Он схватил горсть углей и высыпал бедолаге на живот. Еще сильнее запахло паленым мясом. Монах задергался, как припадочный, но путы держали крепко. Сакс вырывался так отчаянно, что полопалась кожа под веревками.

Гости покатились от смеха, когда распятого монаха попытался поцеловать другой человек из дружины ярла. Этот выглядел, как заросший лесной зверь, а железный шлем на нем сидел так, словно никогда не снимался.

– Что, не нравится? Ты же меня лю-юбишь, гы-гы-гы!

– Эй, черная голова, скажешь, где зарыл золото?

– Это ведь наше золото! Это ваш епископ отнял его у викингов! Вы отняли то, что мой отец честно завоевал силой оружия!

Слуги окончательно опустили дыбу. Теперь голый человек лежал на спине, он извивался, как дождевой червяк. Тот же самый косматый детина в шлеме, что насмешил всех звучными поцелуями, набрал в бронзовый совок целую пригоршню алых угольков и уставился на ярла, ожидая команды.

– Слушай ты, козлиная морда! – Опальный ярл в свою очередь схватил пленника за бороду. – Клянусь, я подвешу тебя в Священной роще, если ты будешь упрямиться! Даже не надейся, я не дам тебе умереть легко! Потому что ты недостоин легкой смерти. Кнорры твоего дружка Бруно трижды приставали к берегу, мне это донесли. Я спрашиваю – где они зарыли золото? Эй, погрейте ему ноги!

Палач с радостной ухмылкой придвинул жаровню. Вонь от горящей человеческой плоти стала невыносимой.

Монах охнул и снова потерял сознание.

– Давайте другого! – предложил Лейв.

– Уважаемый друг, вы неверно пожариваете пятки, – деловито встрял се-конунг Сигурд Короткая Нога. – Твой палач знает свое дело, но позволь – я ему подскажу. Если жарить так сразу и глубоко, человек теряет сознание, его трудно потом разговорить. Следует начинать с кончиков пальцев. Они острее переносят боль. Если сильно пойдет кровь, раны на пальцах легче прижечь. Кроме того, даже без пальцев человек может ходить. А без пяток тебе придется нести его...

– Ты прав, друг мой, – важно кивнул датчанин. – Эй, Трюггви, а ну, подвесь второго. Пусть попросит любви у своего бога, пусть его бог освободит, хе-хе!

Слуги кинулись исполнять приказание. В эту минуту полог откинулся, в залу ворвались клубы пара. На пороге появились две женщины. Одну Даг запомнил раньше – статная, надменная жена морского вождя Сигурда. С ней на пару пришла супруга беглого датского ярла – сухопарая, крепкая, синеглазая, в бордовом платье и плаще с куньей опушкой. Мужчины расступились, освобождая проход.