Мертво схвачены слоем цемента, —

Только судороги по хребту.

Я хвалился косою саженью —

Нате смерьте! —

Я не знал, что подвергнусь суженью

После смерти, —

Но в обычные рамки я всажен —

На спор вбили,

А косую неровную сажень —

Распрямили.

И с меня, когда взял я да умер,

Живо маску посмертную сняли

Расторопные члены семьи, —

И не знаю, кто их надоумил, —

Только с гипса вчистую стесали

Азиатские скулы мои.

Мне такое не мнилось, не снилось,

И считал я, что мне не грозило

Оказаться всех мертвых мертвей, —

Но поверхность на слепке лоснилась,

И могильною скукой сквозило

Из беззубой улыбки моей.

Я при жизни не клал тем, кто хищный,

В пасти палец,

Подходившие с меркой обычной —

Отступались, —

Но по снятии маски посмертной —

Тут же в ванной —

Гробовщик подошел ко мне с меркой

Деревянной…

А потом, по прошествии года, —

Как венец моего исправленья —

Крепко сбитый литой монумент

При огромном скопленье народа

Открывали под бодрое пенье, —

Под мое – с намагниченных лент.

Тишина надо мной раскололась —

Из динамиков хлынули звуки,

С крыш ударил направленный свет, —

Мой отчаяньем сорванный голос

Современные средства науки

Превратили в приятный фальцет.

Я немел, в покрывало упрятан, —

Все там будем! —

Я орал в то же время кастратом

В уши людям.

Саван сдернули – как я обужен, —

Нате смерьте! —

Неужели такой я вам нужен

После смерти?!

Командора шаги злы и гулки.

Я решил: как во времени оном —

Не пройтись ли, по плитам звеня? —

И шарахнулись толпы в проулки,

Когда вырвал я ногу со стоном

И осыпались камни с меня.

Накренился я – гол, безобразен, —

Но и падая – вылез из кожи,

Дотянулся железной клюкой, —

И, когда уже грохнулся наземь,

Из разодранных рупоров все же

Прохрипел я похоже: «Живой!»

1973

Я из дела ушел, из такого хорошего дела!

Ничего не унес – отвалился в чем мать родила, —

Не затем, что приспичило мне, – просто время

приспело,

Из-за синей горы понагнало другие дела.

Мы многое из книжек узнаём,

А истины передают изустно:

«Пророков нет в отечестве своем», —

Но и в других отечествах – не густо.

Растащили меня, но я счастлив, что львиную долю