Реш не нашел в себе духа спорить.

— Даже вдвоем, — сказал он, — нам будет трудно убрать Любу Люфт. Во всяком случае одному мне с ней не справиться. Подумаем лучше об этом.

— И все–таки это не ложная память, — сказал Фил Реш. — У меня же есть животное. Не фальшак, а самое настоящее. Белка. Я люблю свою белку, Декард. Каждое утро я кормлю ее и меняю эти чертовы опилки, клетку чищу, а вечером, вернувшись с работы, я выпускаю ее, и она носится по всей квартире. У нее в клетке есть колесо — вы видели когда–нибудь белку в колесе? Она бежит и бежит, колесо крутится, а она остается на одном месте, только лапки мелькают, а ей, Баффи, это вроде и нравится.

— А белки вообще не слишком умные, — сказал Рик.

Дальше они летели молча.

В театре им сказали, что репетиция уже кончилась и мисс Люфт ушла.

— А она не сказала, куда идет? — спросил Фил Реш, демонстрируя рабочему сцены свое удостоверение.

— Вроде в музей, — сказал рабочий, дотошно изучив документ. — Она говорила, что хочет посмотреть выставку Эдварда Мунка, а то сегодня последний день.

Последний день выставки, подумал Рик, и последний день Любы Люфт. Знала бы она…

От театра до музея было рукой подать, так что они пошли пешком.

— Как вы думаете, какие у нас шансы? — спросил Фил Реш, торопливо шагая по тротуару. — Ну вот точно не пошла она ни на какую выставку, а сразу смылась.

— Возможно, — пожал плечами Рик.

В музее они узнали, как пройти на Мунка, поднялись по лестнице и вскоре уже бродили среди полотен и гравюр. Народу здесь было очень много, включая целый класс школьников во главе с тощей, как облезлая кошка, учительницей, чей противный пронзительный голос безжалостно проникал во все уголки выставки. Вот так бы выглядеть андроидам, и так бы им говорить, подумал Рик. А не так, как Рэйчел Розен и Люба Люфт. Или этот, шагающий рядом. Или, как он же и выражается, это.

— Вы слыхали хоть об одном андроиде, у которого было домашнее животное, ну хоть какое–нибудь? — спросил Фил Реш.

Нечто не совсем понятное, возможно — предчувствие того, что произойдет в ближайшее время, толкало Рика к полной, безжалостной откровенности.

— Слыхал, и даже о двоих, — кивнул он. — Причем эти андроиды и привязались к своим животным, и прекрасно за ними ухаживали. Правда, подобные случаи можно пересчитать буквально по пальцам, и, как правило, питомцы андроидов хиреют и умирают. Все животные — ну разве что кроме змей и насекомых, — остро нуждаются в душевном тепле.

— Ну а белка? Она ведь тоже не таракан какой–нибудь? А моя Баффи чувствует себя великолепно, я и чищу ее чуть не каждый день, и шерстку ей расчесываю. Более того… — Фил Реш смолк и остановился перед одной из картин.

Страх и отчаяние — вот чем веяло от нее.

Человек с непомерно раздутой грушевидной головой, пустыми белесыми глазницами вместо глаз и тщедушным болезненно изогнутым телом закрыл ладонями уши, чтобы не слышать своего собственного крика. Этот крик, рвущийся не только из до предела распахнутого рта, но из самых потаенных глубин этого отчаявшегося, истерзанного существа, затопил все вокруг, зримо отразился в тревожно изогнутых контурах далекого фьорда, выплеснул в небо зловещими красно–желтыми сполохами. Человек стоит на мослу, в полном одиночестве, абсолютно изолированный от всех прочих людей, изолированный, несмотря на свой оглушительный крик — или, возможно, самим этим криком. [14]

— Позднее он сделал по ней ксилографию, — заметил Рик, прочитав табличку под картиной.

— Мне кажется, — сказал Реш, — что вот так должен чувствовать себя андроид. — Он повторил рукой изображенные на картине извивы и изломы крика. — И раз я себя так не чувствую, можно надеяться, что я не… — Рядом остановилась какая–то парочка, и он не закончил фразу.

— А вот и наша птичка , — сказал Рик.

Проследив за направлением его взгляда, Фил Реш мгновенно оставил бесплодное самокопание. Рука об руку они неспешно, с видом заправских любителей живописи направились на другую сторону зала. Было жизненно важно не выбиваться из общей атомосферы; неведение людей, которые и помыслить не могли, что прямо здесь, среди них, находится андроид, следовало хранить любой ценой. Любой, вплоть до утраты верной добычи.

Ну а пока что эта самая добыча, сменившая громоздкий сценический костюм на серебристые зауженные к щиколоткам брюки и золотую узорчатую жилетку, стояла, заложив пальцем страницу в каталоге, перед большим, примерно метр на полтора, полотном, где была изображена девочка лет четырнадцати, сидящая на краю постели. Судорожно сцепленные руки девочки зажаты коленями, на ее лице — безмерный страх перед самой собой, перед тем новым, что в ней пробуясдается, справа от нее зависла мрачная мешковидная тень.

— Хотите, я вам ее куплю? — спросил Рик, беря Любу Люфт за руку немного выше локтя.

Он держал девушку совсем чуть–чуть, лишь бы только она ясно осознала, что уйти ей уже не удастся, что он задержит ее без малейшего труда — тем более что Фил Реш, подошедший к Любе с другой стороны, положил руку ей на плечо. Под пиджаком у Реша ясно рисовалось вздутие от кобуры с лазером — после недавнего эпизода с инспектором Гарландом он был вдвойне настороже.

— Здесь ничего не продается. — Люба бросила на Рика безразличный взгляд и вздрогнула; ее глаза потускнели, от лица отхлынула вся краска, оставив его мертвенно серым, словно начинающим уже разлагаться. Словно в этот момент все, что было в ней живым, одухотворенным, куда–то испуганно спряталось, бросив бездушную оболочку на тление и распад.