Нет, машины не собирались уничтожать людей. Они лишь отказались их обслуживать. Но и это для большинства людей оказалось подобно смерти.

«Сказание о Размежевании» из архива Ордена Некротехов.

— С-скоты, — прорычал Брыкин, едва они с Руфью оказались наедине. Конкретно — в небольшой каморке, куда их заперли на ночь по решению Рыжего Квайла. Ксандра как в воду глядела, когда говорила, что боссу-де «очень не понравится» произошедшее в столовой.

И дело было не только и не столько в статусе любимчика, который молва приписывала Дрею. Как оказалось, Руфь (своей строптивостью) и Хриплый (ясно чем) нарушили одно из ключевых правил жизни в поселке. Которое напрямую вытекало из вспомогательной и обслуживающей роли женщин… несколько расширяя земное понятие «обслуживающего персонала». И то, что на Земле стыдливо именовалось «интимными услугами», в этом мире совсем не выходило за рамки данного понятия.

Да и как могло быть иначе, если подумать? Семейных отношений в поселке не могло быть в принципе, поскольку не было постоянного населения — за исключением, конечно, Квайла и его молчаливых телохранителей. А беспощадный основной инстинкт требовал свое; вот и нашли обитатели поселка столь гениальный, сколь и простой, выход.

И получалось, что инцидент в столовой был не просто конфликтом в коллективе — он оказался вызовом уже самому Рыжему Квайлу. Точнее, тем порядкам, что были заведены им в своей вотчине. Так что спускать подобные проступки предводитель не собирался.

Решение судьбы двух строптивых новичков откладывалось на следующее утро. И чутье подсказывало, что едва ли это решение будет гуманным и справедливым. Не в их пользу точно. В лучшем случае землян могли изгнать из поселка, в худшем — повесить в назидание остальным его обитателям. Причем, в обоих случаях, наверняка, публично: при всем честном (даром что не шибко многочисленном) народе.

Руфь надеялась на первый вариант: на снисхождение к новичкам в силу их неопытности. Хриплый же не надеялся, по большому счету, ни на что… кроме собственной ловкости и сноровки. Он не исключал возможности побега — причем как раз во время экзекуции. И был уверен, что особого усердия в преследовании беглецов подручные Квайла не проявят. Смысл-то им напрягаться?

Спать не хотелось, и потому единственным способом скоротать время был разговор. Беседа двух человек, которые в прежние времена, мягко говоря, не отличались излишней болтливостью.

— Спасибо, — именно с этого, вроде бы банального, слова — прозвучавшего, однако, на сей раз совершенно искренне, начался тот разговор.

— Да не за что, — отмахнулся было Брыкин, — просто… не мог я на это спокойно смотреть. Ты ж ведь, хоть и странная-иностранная, а своя. По меркам этого мира. А я своих не бросаю…

— Что ж, мне нечего добавить, — просто сказала Руфь, — спасибо… Георгий.

— Вот ведь скоты, — проворчал Хриплый, вспоминая Дрея и его подпевалу, — по-другому не скажешь. Не понимаю только, как вы-то сами, в своем Израиле, в одних частях с мужиками служите. Вот ты лично — как?..

— Зачем? — не поняла Руфь.

— А кто вас знает, зачем… — сказал на это Брыкин, понимавший еще меньше, — тебе виднее, раз ты оттуда. Как я понимаю, ваши с арабами все воюют и воюют, не прекращая. Полвека… больше даже. Видимо, мужиков у вас не хватает, вот и призывают всех с подряд. Даже баб… И в одних частях с мужиками служите.

— О чем ты, Георгий? — даже сквозь очки было заметно, как округлились от удивления глаза Руфи. Точнее, было бы заметно, будь в коморке хотя бы одна тусклая лампочка.

Вот только тратить энергию на парочку бунтовщиков-арестантов здесь, увы, не собирались.

— Я хоть и биолог, а не историк, — обстоятельно начала Руфь, — но историю своей страны знаю. В школе хорошие оценки имела… И хорошо помню, что война с арабами была всего одна. В первый год после провозглашения независимости… потому, собственно, и называлась Войной за независимость.

— Поясни-ка, — попросил Брыкин, насторожившись от внезапно зародившихся подозрений.

И Руфь пояснила.

Подробно и обстоятельно, как преподаватель на лекции, она рассказала товарищу по несчастью все, что знала сама. О том, как в едва созданной ООН озаботились угрозой Второго Холокоста. И как обе сверхдержавы проявили редкостное, почти уникальное, единодушие в стремлении не допустить гибели новорожденного государства.

Сперва Советский Союз пригрозил ввести на Ближний Восток свои ударные войсковые части. Об аналогичной угрозе в тот же день заявили и Соединенные Штаты, испугавшись, видимо, присоединения этого региона к соцлагерю. Но так или иначе, арабская агрессия была обуздана, причем, всерьез и надолго. Шейхи, султаны и эмиры, равно как и президенты Арабских Республик, вернулись к привычным для себя занятиям — обоюдным распрям и торговле нефтью.