Я давно перестал слушать разговоры ребят, беседа ни о чем естественным образом угасала, а комментировать все открытым текстом почему-то не хотелось. Нет, прямой угрозы поблизости не ощущалось, но присутствовало гадкое чувство: кто-то смотрит за нами. Смотрит и слушает. Вообще-то, посторонних в зоне видимости не было, а врученные нам аппараты местной связи оказались самыми обычными переговорниками без всяких хитростей. Фил не поленился, раскрутил каждый из них и никаких дополнительных устройств для трансляции или записи не обнаружил. В одежде и пистолетах тоже ничего найти не удалось. Ну, если, конечно, где-нибудь в Японии не научились уже делать ультраминиатюрных, то есть практически не видимых «жучков». Было бы спокойнее, разумеется, убедиться в отсутствии прослушки с помощью специального детектора, но такой возможности нам не предоставили. Вот и беседовали мы обо всем и ни о чем. С одной стороны, не таясь, высказывали соображения о наших заказчиках, вспоминали какие-то эпизоды прошлых лет, не слишком рискуя раскрыться перед обеими мафиями (что бы там ни говорил Циркач, а я их про себя все равно бандитами считал); а с другой стороны, о двух самых важных вещах мы, не сговариваясь, молчали: о ЧГУ и Кулакове, а также о том, что узнали Эльфа в Платонове.

Потом мне все это надоело, я отстегнул свой аппарат, глазами предлагая Филу поступить также, и отозвал его в сторонку. Когда отошли метров на двести, сказал:

— Я и Циркач узнали в этом майоре не кого-нибудь, а самого суперагента Эльфа. Помнишь такого?

— Конечно, помню, — сказал Фил.

— Так вот, я попытался сообщить об этом дяде Воше, ну, тогда, когда ещё Маше звонил. Надеюсь, он поймет. А сейчас я хочу, чтобы вы знали все, с кем мы имеем дело. Эльф — это тебе не русская мафия, Эльф — это очень серьезно. Не удивлюсь, что это он и крутит всем хозяйством Аникеева-Мышкина. И после выполнения задания с его стороны могут начаться сюрпризы пострашнее цепных крокодилов. Вот, собственно, и все, передай ребятам по той же схеме. Не доверяю я этим аппаратикам. Слышал, наверно, сейчас научились монтировать «жуков» прямо в корпус. То есть даже микрофон является фрагментом оболочки. Высматривать безтолку — не только контактов, швов не разглядишь.

— А мне почему-то кажется, что они нас не слушают, — сказал Фил. — Не такие это люди, да и нас в двойной игре не подозревают. Так что все шпионские страсти с переодеванием и запретом на не санкционированные контакты — не более чем формальное соблюдение мер безопасности. Вот Эльф, коли это действительно Эльф, всегда и всех подозревает, но, мне кажется, он ещё не вступил в игру. Его выход следующий.

— Может быть, — задумался я.

Я же говорил, по части аналитических способностей Фил всегда опережает меня. И к его выводам я прислушиваюсь очень внимательно.

— И все равно. Сделай, как я сказал.

— Разумеется, — кивнул он.

Уже через полчаса мы все пятеро готовы были к возможной войне на два фронта. Эльф-то ведь уехал, не объясняя куда, да ещё загадочного старикана с собой потащил. Зачем вообще все это? К чему личное присутствие матерого шпиона здесь, в лесу? Ведь инструктаж, достаточно подробный мы прошли ещё в Москве. По дороге возникали некоторые уточнения, но только маленькие, несущественные. Конечно, в том эпизоде на разбитой дороге он был нам нужен — иначе просто не знали бы, как вести себя дальше. Но с другой стороны, по-прежнему нельзя было исключать, что он сам этот эпизод и подстроил…

Опять полная каша в голове, а уже начинало темнеть.

3

Подразделение старшины Круглова выдвинулось на исходные рубежи по ту сторону охраняемой территории, тоже в лесу, но сильно ближе к обрыву. Идти им следовало в целях безопасности по очень большому кругу, и времени на все оставалось только-только.

Мы же, если рассуждать строго логически, должны были услышать шум танка, ну хотя бы на несколько секунд раньше, чем охрана на внутренних воротах (охрану на КПП предполагалось нейтрализовать до того), а, едва услышав рев движка Т-80, мы обещали тут же подать сигнал старшине. Белая ракета — стрелять немедленно, зеленая — ждать повторного сигнала при полной готовности, красная — отбой и срочная эвакуация с места расположения.

Мы сверили часы и через сорок минут от начала передислокации подкрались к несерьезной будочке на внешних воротах. Там вежливо так попросили троих вооруженных людей немного отдохнуть — одного под столом, другого — с комфортом, на топчанчике, а третьего — тот самый шустрый оказался — прямо на ступенях, снаружи. Мы не знали, как часто принято было у охраны перезваниваться между собой, но в зону риска уже вступили в любом случае — на пропускной пункт могли позвонить когда угодно. К счастью, не позвонили. Танк появился раньше. Пиндрик первый уловил чутким ухом лязганье его гусениц вдалеке и лишь потом глухое низкое бормотание движка. Видно, какой-то специальный глушитель на этого монстра все-таки надели. «Броня крепка, и танки наши быстры!» — вспомнилась невольно строчка из старой песни. И когда на поляне возник этот тяжелый, приземистый, длинноствольный красавец, размалеванный чисто по-лесному, для средней полосы, я искренне порадовался тому, что все идет по плану.

Дав знак Круглову, мы быстро забрались внутрь, перед этим вся предыдущая команда покинула боевую машину и разместилась сверху на его броне, с тем, чтобы возле самых ворот попрыгать на землю и рассредоточиться в темноте. От новой базовой полянки до КПП было метров пятьсот, от КПП до ворот в бетонной стене — и того меньше. С противоположной стороны доносилась громкая и достаточно беспорядочная стрельба. Потом ударила тяжелая очередь и в нашу сторону. Шкипер, сидевший за рычагами, вильнул пару раз из стороны в сторону, на всякий случай, потом врубил фары, поймал в триплекс четкое изображение ворот впереди и пошел на форсаже.

— Заряжай, — скомандовал я.

Пиндрик резво дослал снаряд в ствол танка.

— Пли! — крикнул я.

Казалось, уже не успеем разнести ворота залпом из пушки и тупо протараним их броней, что было не лучшим вариантом, но все склеилось, как положено: Циркач успел вовремя рвануть гашетку, машина содрогнулась, в триплекс полыхнуло ослепительное пламя разрыва, а уж потом был удар, упрежденный на доли секунды воплем Шкипера:

— Полундра! Держитесь!

Тряхануло сильно, но мы приготовились. Хуже было другое: ярчайший свет, ни чуть не уступавший только что отсверкавшему взрыву у ворот, заливал все вокруг. Нас поймали в перекрестие нескольких мощных прожекторов, перебивавших лучи наших фар с легкостью необыкновенной. Мы были идеальной мишенью, и ясно стало, что трескотней пулеметов дело не ограничится — артиллерийский выстрел стал неизбежен. Вот только чем шарахнут? Впрочем, и так понятно, чем — танк уж слишком серьезный.