Шрифт:
– Так и будешь таращиться? У тебя должны быть очи, подобные сияющим звездам!
Альдонса сделала.
– Боже мой. Допустим…
– Если вы, сеньор, пришли сюда за моим сокровищем, то получите его только после того, как свяжете себя узами брака. Ибо девственность может склониться только перед этим священным игом…
– Хорошо. Он готов, он согласен, ибо остаться без тебя или умереть – для него одно и то же. Но сначала он хочет убедиться в твоей любви. Это опасный момент. Тут придется решать на месте, ибо откладывать решение нельзя. Можно все проиграть, но можно все и выиграть. И ты решилась. Как ты дашь об этом понять?
– Каждое слово ваше – пушечный выстрел, разрушающий твердыню моей чести…
– Это в самом крайнем случае. Ясно? Держаться надо до конца. Но вот – свершилось.
– Вы сразили мою добродетель, так сразите же и самую жизнь! Убейте меня сию же минуту. Женщина, лишенная чести, не должна жить!
– Прелестно! Именно так одержала свою победу Инес.
– Но к восьми часам вечера кабальеро должен будет уйти.
– Что такое?
– Не могу вам сказать.
– Не завела ли ты себе какого-нибудь лоботряса, который всех нас оставит с носом? Я у нее девичества спрашиваю, а она, того и гляди, ребеночка донашивает?
– Я чиста и непорочна, донья Тереса, и никому не дам себя подковать.
– Надеюсь.
– Но к восьми часам я должна быть свободна.
– Если это достойный человек, то зачем ты его от меня скрываешь? А если недостойный, то к чему он тебе?
В дверь условно постучали.
– Пришел Маттео. Скажешь ему, что у тебя привычка перед сном читать Часослов. И только поэтому ты просишь его удалиться.
Она придала Альдонсе задумчивую позу, открыла дверь.
– Вас ждут, ваша милость… – и исчезла.
Еще не юноша даже, а мальчик вошел в комнату. Он был наряден и говорил солидно, но совершенно детским голосом:
– Я тот, кого пленила ваша красота.
Альдонсу смутила его невзрослость.
– Здравствуй, мальчик.
Его покоробило такое обращение.
– Маттео мое имя. Я кабальеро, как это может подтвердить этот орденский знак. Отец мой – коррехидор, хлопочет мне о должности. Он уже имел аудиенцию и уверен в успехе своего дела. Но я не кичусь родовитостью. Я надеюсь прославить свое имя совсем другим – ученостью и знаниями.
– Ты умеешь читать? – уважительно спросила Альдонса.
– Я шпарю по Часослову, как по выполотому винограднику, – уязвленно ответил Маттео.
– Я тоже… Читаю Часослов перед сном.
– Но главное, чего я хочу, – это служить вам. Для вас душа моя – воск, на котором вы можете запечатлеть все, что вам угодно.
– Хорошо… – в замешательстве сказала Альдонса.
– Я сберегу этот оттиск в такой сохранности, будто он не из воска, а из мрамора.
– Но вам, наверно, известно, что цветок девственности есть дар, на каковой даже мысленно нельзя посягать, – вспомнила наставления Альдонса.
– На это существуют противоположные точки зрения. И мы их обсудим. С вашего позволения, я прочитаю стихи.
Что страшней, чем беспощадность?Хладность.Что горчайшая нам мука?Разлука.Что велит нам жизнь проклясть?– Страсть.
– Удачно.
Кто невзгод моих причина?..– Судьбина.
– Верно.
Кто судил, чтоб это было?– Светила.
– Даже лучше, нежели было.
– Ты сам это сочинил?
– Сам я сочинил только две строчки:
Что поможет мне, о твердь?Смерть.– Самые лучшие строчки.
– Мне кажется, что у нас с вами много общего.
– Ты мне тоже нравишься.
– Благодарю вас, – покраснев, сказал Маттео.
– Но я боюсь, что тебе со мной будет скучно.
– В подобных отношениях я ищу не веселья.
– Но все-таки тебе было бы интересней с какой-нибудь девушкой помоложе.
– Мне, как правило, нравятся женщины более старшего возраста. Для меня, сознаться, даже не имеет значения непорочность. Я знаю девчонок, которые позволяют делать с собой все, кроме одного. Нет ничего хуже. Вы действительно девственница?
– Да… – смущенно ответила Альдонса.
– Ничего, может быть, вы просто никого еще не любили. А без любви заниматься этим не стоит.
– За что ты полюбил меня, Маттео?
– Сначала я увидел вас на балконе. У вас был сонный вид, как будто вам все постыло. К этому времени как раз и мне все постыло. Потом я узнал, что вы – именно та самая Дульсинея, которой Дон Кихот посвятил свою жизнь. Мне, правда, неизвестно, как вы к нему относились, многие, например, над ним иронизируют. Но для меня это нравственный идеал. Так же, впрочем, как и для всей современной молодежи. Об этом мы с вами еще поговорим. Но даже другое. Сейчас, когда мы встретились, я понял, что с вами я могу чувствовать себя абсолютно свободно, чего ни с одной девицей я не испытывал. Вы, скажем, поняли, что это не мои стихи, – а мне не стыдно. Но это же главное! Оставаться самим собой и не стыдиться себя. Об этом мы тоже еще потолкуем. Если хотите, можно начать разговор прямо сейчас. Вы не торопитесь?