«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»
М. Е. Салтыков-Щедрин.
I
Въ кабинетъ Максима Макаровича Головцова, давно уже дйствительнаго статскаго, вошла супруга его Варвара Тимофевна, полная, рослая, затянутая въ корсетъ, пожилая дама и сказала, вздернувъ носъ кверху:
— Фу, какъ у васъ здсь накурено!
— Да вдь ужъ курю папиросы, такъ какъ-же иначе-то? А при работ я не могу не курить, — отвчалъ Головцовъ, отодвигаясь отъ письменнаго стола и оборачиваясь къ жен.
Онъ былъ въ старенькомъ пиджак, сильно потертомъ, который всегда бываетъ милъ при домашней работ, въ цвтной сатиновой сорочк и въ широкихъ гарусныхъ туфляхъ.
— Надюсь, что у васъ ничего спшнаго? — спросила жена.
— Какъ ничего спшнаго! Нарочно сегодня остался дома, чтобы работать. Въ министерств мшаютъ. Я докладъ составляю. Въ субботу его надо представить. Завтра онъ долженъ поступить въ переписку, — говорилъ супругъ, вскидывая на лысый лобъ золотыя очки и длая страдальчески-кислую гримасу. — Очень спшное дло.
— Знаете, вы все-таки оставьте ваши бумаги и выдьте на минуту въ гостиную. У насъ гость.
— Кто такой? Какой гость? Я вдь веллъ сказать швейцару, чтобы никого не принимать.
— Онъ не къ вамъ. Онъ къ намъ. Вы его даже и не знаете. Но все-таки вы должны съ нимъ познакомиться. Онъ съ визитомъ пріхалъ. Пріхалъ къ намъ. Желаетъ познакомиться съ вами. Я сказала, что вы дома.
— Матушка, да нельзя-ли пронести мимо меня чашу сію? — взмолился мужъ. — Вдь это молокососъ какой-нибудь.
— Нельзя-же намъ быть знакомыми съ одними стариками. Вы забываете, у васъ дочь двица… Одвайтесь, одвайтесь и выходите въ гостиную. Мы будемъ ждать.
— Да кто такой? Скажи мн, по крайней мр, кто онъ? — не поднимаясь съ кресла, спрашивалъ Головцовъ.
— Художникъ Захарцевъ, прекрасный молодой человкъ, очень талантливый. Мы съ нимъ познакомились въ Ницц. Его картина была въ Великомъ посту на выставк и произвела фуроръ.
— Не слыхалъ такого.
— Вы многаго чего не слыхали. Но, все-таки, вставайте, одвайтесь и выходите къ намъ. А я пойду. Я оставила съ нимъ въ гостиной Надинь.
— Ахъ, матушка! У меня спшное дло, а тутъ… И что-бы ему было пріхать передъ обдомъ, когда ужъ я кончилъ-бы работу и былъ одть! А то въ такое время…
— Одвайтесь. Сейчасъ я вамъ пришлю Ивана, и онъ подастъ вамъ… Странный человкъ… Дочь невста… А онъ не хочетъ быть даже отцомъ… Вдь невжествомъ можно всхъ разогнать.
Варвара Тимофевна вышла изъ кабинета, шурша шелковой юбкой.
— Вотъ не было печали-то!.. — досадливо бормоталъ Головцовъ, поднимаясь съ кресла, и позвонилъ. — Шляются по за-границамъ… знакомятся на каждомъ перекрестк, а ты тутъ выходи къ каждому мальчишк, говори ему привтливыя слова. Эхъ!..
Вошелъ лакей Иванъ.
— Дай мн переодться, — отнесся къ нему Головцовъ.
— Что прикажете подать? — спросилъ лакей.
— Прежде всего сапоги. А затмъ, что поближе… чтобы поскорй… Сюртукъ, вицмундиръ, что-ли…
— Вицмундиръ приготовленъ.
— Ну, вицмундиръ. Кто тамъ пріхалъ? Я вдь сказалъ, чтобы не принимать.
— Да они къ барын. Спросили про барыню и про барышню, — отвчалъ лакей, переодвая Головцова. — Умываться еще разъ не будете?
— Нтъ. Какъ фамилія этого гостя?
— Не могу знать-съ. Они подали карточку, я не посмотрлъ и отнесъ барын. Черненькій такой, жиденькій… пенснэ золотое на золотой цпочк и на затылк проплшинка.
— Очень молодой человкъ? — спрашивалъ Головцовъ, перемняя сорочку.
— Нельзя сказать, чтобы очень. Средственный. Ужъ если проплшинка, то какъ-же…
— Ахъ, нынче съ ученической скамьи и то плшивые — жизнь очень рано узнаютъ.
— Орденъ на шею прикажете?
— Зачмъ? Что я ему представляться буду, что-ли! И часовъ не надо, не надо. Да отвори ты фортку въ кабинет. Я вернусь, такъ работать буду. Надо вывтрить. Тутъ я очень накурилъ.
Головцовъ былъ одтъ и выходилъ изъ кабинета. Онъ прошелъ дв комнаты, взглянулъ на себя въ зеркало и, сдлавъ строгое лицо, вступилъ въ гостиную.
Въ гостиной сидли: жена, дочь Надинь и молодой брюнетъ съ нсколько помятымъ уже лицомъ, въ пенснэ, съ бородкой Генриха IV. Онъ былъ во фрак и держалъ на колняхъ бобровую шапку. Жена тотчасъ-же поднялась. Поднялся и брюнетъ.
— А вотъ и мой мужъ, папаша Надинь, — обратилась Варвара Тимофевна къ брюнету. — Максъ, позволь теб представить нашего ниццскаго кавалера, о которомъ я теб писала и говорила. Осипъ Иванычъ Захарцевъ. Осипъ Иванычъ, Максъ, почти ежедневно сопутствовалъ намъ въ нашихъ прогулкахъ но окрестностямъ, здилъ съ нами нсколько разъ изъ Ниццы въ Монте-Карло и разъ, взявъ у меня пять франковъ на счастье, принесъ мн двадцать восемь.