– Харальд говорит из лучших побуждений, – попыталась его успокоить Петра. – Представь только, что ребенок перебегает улицу, а ты не сможешь достаточно быстро среагировать…

– У меня до сих пор зрение как у орла, а слух как у рыси, – перебил Вилли невестку и тем самым подвел черту в разговоре.

Всю дорогу домой Харальд возмущенно повторял:

– Упрямый старый баран!

Петра предлагала различные варианты решения проблемы, но он ее не слушал. От вони белья из багажника перехватывало дыхание.

– Чувствуешь, как воняет? Думаю, твой отец страдает недержанием, – выругалась Петра.

Некоторое время они ехали молча. Но Харальда опять прорвало, и он затараторил:

– Я больше не могу терпеть эту болтовню! Каждый раз одно и то же: «Оставьте меня в покое, не пошли бы вы все куда подальше, после меня хоть потоп, мне плевать, скоро все равно миру конец…» и так далее.

Да уж, подумала Петра, при живой Ильзе все было бы проще. Если бы старики жили вместе, то наверняка переехали бы в квартиру поменьше, более подходящую людям пожилого возраста, где могли бы в случае чего получить профессиональную помощь. С Ильзой у нее всегда были хорошие отношения. Свекровь поверяла ей такие вещи, о которых не решалась говорить даже со своими детьми. Например, что ее брак с Вилли никогда не был счастливым. В восемнадцать лет Ильза влюбилась в соседского сына, хотя тот ничего особенного собой не представлял. Все посмеивались над ним из-за выступавшего подбородка, и девушка тоже пошла на поводу у сверстников. Оттого и решила пойти за видного Вилли Кнобеля, который к тому же имел неплохие шансы профессионального роста с учетом тогдашних обстоятельств. Их супружеская жизнь протекала скучно, а по временам и вовсе казалась безутешной.

Старик частенько посмеивался над Ильзой, потому что она больше всего любила читать сказки. И покровительственным тоном отмечал: «Она всегда останется ребенком». И невдомек ему было, что в это время она едва слышно нашептывала:

Петра считала, что старик полюбил жену лишь после ее смерти. Ему не хватало Ильзы везде и всюду, и сейчас он скорее всего сожалел, что вел себя с ней как диктатор и не проявлял щедрости.

– Как говорится, mannus manum lavat – рука руку моет. А поскольку я в своем возрасте не могу постричь тебе ногти на ногах, то у меня другая идея: когда я умру, тебе в наследство останутся мои книги, – заявил дед Максу. – Это значит, что тебе, естественно, придется договориться с Мицци. У твоих родителей своих книг предостаточно.

Макс кивнул в знак согласия. Как-никак его мать торговала книгами. На полках в жилой комнате родителей скопились сигнальные экземпляры новых книг и бестселлеры последних двадцати лет. Кроме того, в кабинете отца имелась и другая библиотека: две стены сверху донизу были заставлены профессиональной литературой по канализационным очистным сооружениям, подземному строительству, корректировке гидроканалов, санации улиц, расширению кладбищ и т.п.

В дедовском ассортименте, как и следовало ожидать, не было ничего такого, что могло бы по-настоящему заинтересовать Макса или Мицци. В частности, у него было полно устаревших энциклопедий, а кто из современных людей станет рыться в бумаге, когда можно просто заглянуть в Википедию? Латинские и греческие словари, подшивки журналов послевоенных лет. Была и кое-какая классика типа Шекспира, Гёте, Лессинга и Келлера, а в качестве более легкого чтива – парочка французских романов. У деда были еще какие-то книжки времен нацистского режима, но в этом Макс плохо разбирался. Его никогда не интересовало и то, что дед делал во времена Третьего рейха. Тем не менее нельзя было не обратить внимания на то, что он назвал своих детей Харальдом и Карин, хотя они родились уже после войны [3] .

Дом родителей построили в начале шестидесятых. Максу нравилось, что из кухни в ту часть комнаты, которая служила столовой, было проделано раздаточное окно (в детстве окно превращалось в антураж игры в Каспера [4] ), и еще неимоверных размеров кладовая. В остальном дом казался не в его вкусе: комнаты слишком маленькие, потолки слишком низкие, садик перед домом слишком скучный. Когда-то в бывшей детской спала бабушка. Там все еще стояли ее личные книги – главным образом сказки и былины разных народов мира. Но были и другие. Целых три экземпляра романа Гюнтера Грасса «Камбала», наверное, из-за того, что один персонаж в нем носит похожее имя – Ильзебиль [5] . Прекрасно иллюстрированное бабушкино собрание сказок Макс с Мицци оба очень любили, но все остальное они с легким сердцем выставят на ebay.

Старик пошарил по выдвижным ящикам:

– Вот моя докторская диссертация, – сказал он, обращаясь к Максу, – о «Метаморфозах» Овидия. Не хочешь почитать на досуге?

Макс бросил взгляд на малопонятное название и приветливо улыбнулся. Дед тем временем стянул со стола скатерть.

– Ее собственноручно вышила твоя бабушка. Кажется, это называется «крестиком». Возьми ее для Мицци, пусть будет ей приданым.

– Дедушка, у нее мало места…

– Она, наконец, обзавелась приятелем? Мне-то ты можешь сказать…

– Ты ее лучше сам спроси, – ответил Макс, что старик интерпретировал на свой лад.

– Уж не вышла ли она замуж?

Как тяжело, подумал Макс, оттого, что он не может говорить со стариком начистоту. Отец строго-настрого запретил рассказывать деду что-либо о Мицци. Хорошо бы старика не заклинило на этой теме, как его сына.

– От бабушки в шкафу осталась дорогая шуба, – сказал старик. – Я бы ее продал, если получится. У тебя случайно нет покупателя?

– Сейчас в моде fun furs [6] , на настоящие меха спрос меньше, – сказал Макс. – У тебя мало шансов. А можно мне взглянуть на эту ценную вещь?