— Это очень любезно с вашей стороны, брат, — вежливо заметил он.

— Не любезность, — проворчал Свет, — порядок. У меня сотня дел, а эта женщина способна придумать еще столько же. «Иди, — говорит, — займись матрацем. Не допусти, — говорит, — чтобы незнакомца покусали». Поэтому я здесь и жду, когда вы мне дадите заняться блохами. Вас сильно покусали?

— Не думаю.

— Снимите рубашку и осмотрите свой живот, — велел брат Свет, ставя банку с раствором на пол. — Они любят кусать в живот: там кожа нежная, легче прокусить.

— Скажите, — смиренно спросил Куинн, покорно выполняя предписанное, — есть ли какой-то шанс принять здесь душ?

— Вода — в туалетной комнате, хотя душем я бы это не назвал… А, вас даже не покусали. Шкура у вас, должно быть, как у слона — не стоит на вас и жидкость тратить.

Он поднял банку и направился к двери.

— Минутку, — остановил его Куинн. — А где эта туалетная комната?

— Как выйдете, сразу налево.

— У вас ведь есть бритва, правда?

Брат Свет дотронулся до своей бритой макушки, несущей столь же многочисленные порезы и царапины, как и у брата Языка.

— Да, мы пользуемся бритвами, — подтвердил он. — Или, вы думаете, я таким родился?

— Вы мне ее не одолжите?

— Обратитесь к брату Твердое Сердце, он наш парикмахер. И не приставайте больше ко мне, у меня еще масса дел: надо подоить коров, напоить коз, покормить цыплят…

— Извините, если я причинил вам беспокойство.

Выходя, брат Свет в раздражении шарахнул банку с раствором о дверной косяк, выразив таким образом все, что он думал об извинениях.

Куинн выбрался из сарая, неся рубашку и галстук в руке. Судя по положению солнца, было где-то между шестью и семью вечера — таким образом, он поспал около двух часов.

Из трубы столовой поднимался дым; его запах смешивался с запахом готовящегося мяса и ароматом хвои. Воздух был прохладным и бодрящим. Куинну он показался очень здоровым, и его внезапно заинтересовало, излечил ли здешний климат старую леди, которая построила Тауэр, или она, как и хотела, умерла здесь, на шаг ближе к небесам. Самой Башни Куинн еще не видел; единственным свидетельством, что она действительно существует, был звук гонга, означавший окончание молитв. Он бы с удовольствием побродил по окрестностям и попытался найти Башню самостоятельно, но поведение брата Света заставляло усомниться в целесообразности подобного поведения. Другие братья и сестры могли быть еще менее дружелюбны.

В туалетной комнате Куинну пришлось изрядно попотеть над ручным насосом, чтобы накачать ведро воды. Там было холодно и мрачно, а серый, крупнозернистый кусок самодельного мыла решительно сопротивлялся любым попыткам получить с его помощью хоть немного пены. Куинн огляделся в поисках бритвы и тут же сообразил, что, даже найди он ее, это ничего ему не дало бы: в комнате не было ни единого зеркала. Либо данный предмет был в секте под запретом, либо просто считалось, что в нем нет необходимости, поскольку наличествовал столь искусный парикмахер, как брат Твердая Рука.

Умываясь и одеваясь, Куинн обдумывал замечание сестры Благодеяние о Всевышнем, направившем его стопы в Тауэр. «Она, конечно, малость не в себе, — подумал он. — И для меня это, пожалуй, неплохо — до тех пор, пока не начнутся неприятности».

Когда он, завершив туалет, выбрался наружу, солнце только что село. Два брата прошли мимо него, слегка склонив головы в сдержанном и молчаливом приветствии. Куинн услышал звон оловянных тарелок и звуки голосов, доносящихся из столовой, и направился туда. Он был на полпути, когда услышал, как сестра Благодеяние зовет его по имени.

Она торопливо подошла, держа в руках пару свечей и коробок спичек. Платье ее хлопало на ветру. «Как крылья летучей мыши», — невесело подумал он.

— Мистер Куинн? Добрый вечер, мистер Куинн.

— Привет, сестра. А я как раз собирался поискать вас.

Он заметил, что она основательно запыхалась; лицо ее раскраснелось.

— Я совершила ужасную ошибку, — торопливо проговорила сестра Благодеяние. — Забыла, что сегодня День Отречения. Устраивала брата Языка в его комнате в Башне и совсем захлопоталась. Он уже совсем выздоровел и вполне может по ночам обходиться без теплой печки…

— Сестра, остановитесь на минутку. Переведите дыхание.

— Да, пожалуй. Вы правы. Но я так взволнована! Учителя опять беспокоит желудок!

— И?

— Понимаете, в День Отречения мы не можем есть вместе с незнакомцами, потому что… Боже мой, я совсем забыла, почему! Ну, неважно, в любом случае таков закон.

— Не страшно. Я не очень голоден, — вежливо солгал Куинн.

— О, вас накормят, не сомневайтесь. Просто придется подождать, пока поужинают остальные. Это займет всего час, ну, может быть, чуть больше — в зависимости от состояния зубов брата Провидца. Они у него в неважном состоянии, и он отстает от других, испытывая терпение брата Света. Тот весь день работает в поле, и у него мужской аппетит. Вы не против подождать?