Шрифт:
В этом месте Валентине Антоновне пришлось вытащить носовой платок.
…Но дальше выясняется, что героя любит его партнерша, красавица, кинозвезда с мировым именем. Раньше она молчала о своей любви, думая, что он счастлив с женой, но теперь…
С замиранием сердца смотрела Валентина Антоновна, как кинозвезда, одетая в манто из голубой норки, выходит из своего особняка, садится в белый «мерседес» и говорит шоферу: «К нему, Франсуа». Шофер кивает, он все уже понял, автомобиль срывается с места и мчится среди городских огней, реклам, роскошных витрин. Звучит музыка – и вот героиня уже входит к любимому. Он не ждал (готовился застрелиться), он ошеломлен и просит ее уйти – никто, никто не должен видеть его! Актриса молча сбрасывает к его ногам шубу и… правда, всего на одно мгновение! – зал видит, что под шубой на ней ничего нет…
Потом сразу – берег моря, музыка, он и она идут, взявшись за руки, и кинозвезда, встав на цыпочки, целует шрамы на лице своего возлюбленного. И опять – музыка, музыка, волны, садится солнце… {133}
Из Дома культуры Валентина Антоновна вышла потрясенная.
И сразу направилась к ближайшему автомату – пить. Но бросить три копейки она не успела – навстречу ей шагнул давешний волосатик, с улыбкой протягивая уже налитый стакан, в котором шипели и лопались пузырьки.
133
…музыка, музыка, волны, садится солнце… – Такого фильма не существует, это набор киноштампов из разных мелодрам.
Валентина Антоновна взяла стакан – неудобно обижать чудака, в конце концов, он за один вечер ухитрился три раза оказать ей услугу.
– Спасибо. И за фильм, очень жизненный, – благожелательно сказала она.
– Вы пейте, пейте! Ништяк, – он махнул рукой. – Газ выйдет. Вода была холодной и вкусной, хотя почему-то имела странный горьковатый привкус. Пока Валентина Антоновна пила, парень молча стоял рядом и внимательно смотрел на нее. Но только стакан опустел, он вдруг выхватил его из рук Валентины Антоновны, сунул в карман и большими шагами пошел прочь.
А Валентина Антоновна внезапно почувствовала необычайный прилив сил, какую-то легкость во всем теле. Ей стало почему-то очень весело, как давно уже не было.
Пока она добиралась до дому, ощущение веселья сделалось отчетливее, в троллейбусе она заговаривала с пассажирами, а потом громко объявила, что день сегодня просто чудесный. Великолепный!
Пассажиры пугливо молчали, косясь на Валентину Антоновну, а какой-то старичок сказал, что от такого великолепия бывают только инфаркты да инсульты. Валентине Ивановне стало смешно, она расхохоталась, и троллейбус осуждающе загудел, старик же зашипел, как змея, повторяя одно и то же слово «выпивши, выпивши».
Не переставая смеяться, Валентина Антоновна вышла из троллейбуса перед своим домом. В квартире она сразу устроила сквозняк, распахнув все окна, напилась воды из чайника – и вдруг поняла: надо немедленно! Сейчас же! Надо – к нему, он ждет, бедненький, он же там один, смотрит телевизор… В голове звенело… Надо немедленно сказать Мари, чтобы распорядилась… Пусть Франсуа подает машину и… Что еще? Ах, да – манто.
– Мари! – позвала Валентина Антоновна. Горничная не откликнулась.
Шуба из искусственного каракуля висела в гардеробе, в полиэтиленовом чехле. Валентина Антоновна достала ее, стряхнула на пол нафталин, вытащила из карманов таблетки «антимоли». Тело было невесомым, звонким, перед глазами взрывались огненные пятна. Теперь… Быстрыми движениями она сняла платье и взялась за рубашку, но… все же это, пожалуй, слишком… Валентина Антоновна набросила шубу прямо на белье и сбежала по лестнице. «Мерседес» уже стоял у подъезда. Франсуа смотрел на хозяйку каким-то оторопелым взглядом.
– К нему, Франсуа, – выдохнула Валентина Антоновна, садясь на переднее сиденье.
– Адрес? – спросил шофер.
Она суетливо полезла в сумку и нашла бумажку, которую ей еще тогда, после разговора с Погребняковым, дали в отделе кадров.
– Вторая Александровская. Шесть.
Шофер кивнул, машина тронулась. Валентине Антоновне хотелось петь. И она запела, сперва потихоньку, потом все громче, громче.
– Высажу, – пошутил Франсуа, – мы, которых под этим делом, не возим.
Она улыбнулась и погладила его по плечу.
До дома Костылева они домчались в десять минут. Франсуа был сегодня очень мил – когда Валентина Антоновна стала вылезать из автомобиля, вдруг закричал:
– А платить дядя будет?
Валентина Антоновна ответила шуткой на шутку:
– Сколько же вам угодно, месье? – и достала кошелек.
– Рубль десять, не видите? – ответил шофер.
Все же прислуга бывает порой слишком фамильярна. Следовало указать хаму его место, но Валентина Антоновна торопилась. Бросив на сиденье два рубля, она кинулась к парадному.
На шестой этаж она поднялась почти бегом, через две ступеньки, сразу увидела нужную квартиру и позвонила. Сердце билось горячо и глухо. Он распахнул дверь…
А потом был какой-то кошмар, какой-то провал, Валентина Антоновна никогда впоследствии не могла вспомнить, что она делала и говорила в квартире Костылева, помнила только его голос, кричащий: «Вон!!». И сразу за этим – свой стыд и страх, потому что легкость куда-то вдруг исчезла, и Валентина Антоновна, точно проснувшись, с ужасом увидела свои длинные голые ноги и нелепую рубашку…