Она заплакала. Сначала тихо, беспомощно, без истерики, но и без остановки. Потом уже громче. И громче. Тут же заплакали и оба ребенка. Но мать даже не пыталась их успокоить и остановить, поглощенная своими мыслями, своим несчастьем. И Игорь Илларионович понял, что у женщины сильная акатизия — моторное психозное состояние, вызванное длительным и беспрерывным беспокойством. И сейчас уже ничего из нее выудить не удастся, она ничего не сможет объяснить, рассказать, не сможет вразумительно ответить на вопрос. Хотелось как-то помочь женщине, но помочь ей так вот, сразу — невозможно. Гипнозом пробиться в ее ум сейчас нечего и пробовать. Вначале, до плача, такая возможность имелась. Но тогда не было необходимости. А теперь женщина просто зациклилась на своих мыслях, на своих ощущениях и не воспримет чужие команды. Профессор уже встречался с подобными ситуациями и знал, что сеанс можно будет проводить только при следующей встрече.

Он достал визитную карточку. Положил перед женщиной на диван, на котором она сидела.

— Вот мой телефон. Позвоните мне завтра. Договоримся. Я приму вас у себя дома и попробую вам помочь. Кстати, скажите, как вам позвонить? Вдруг что-то произойдет, и меня не будет на месте… Может быть, я сам вам позвоню…

Женщина сквозь плач назвала номер. Не надеясь на память, Игорь Илларионович сразу занес его в телефонную книжку.

— Вас как зовут?

— Елизавета. Лиза…

— Извините, Лиза, что побеспокоили вас в такое трудное для вас время, но я вам как квалифицированный врач говорю, что вам тоже необходима помощь психотерапевта. Иначе ваше состояние будет постоянно ухудшаться и ухудшаться, и это обязательно скажется на детях. О них подумайте. За ними ваше будущее… Закройте за нами дверь.

Продолжая плакать, она закивала.

Профессор с журналистом вышли. Они были уже на крыльце, когда Игорю Илларионовичу позвонили. Остановившись и пропустив Бориса к машине, Страхов посмотрел на дисплей телефона. Опять звонил заместитель генерального директора по научной работе.

— Слушаю вас, Иосиф Викторович, — отозвался Страхов, слегка поморщившись. — Профессора Торсисяна со мной сейчас нет, это я вам честно говорю.

Лукин словно и не слышал ехидцы в голосе начальника лаборатории.

— Игорь Илларионович, я наконец-то добрался до Арсена Эмильевича. Он ничем помочь не сможет. Нет у него ни одной готовой панели управления. Придется вам в это дело ввязываться. Хотя бы обучить офицеров работать без панели управления, что ли.

— Это невозможно. Они и с панелью-то еще не работали.

— Завтра с утра они будут у нас. Какой у вас на завтра график? Лекции есть?

— Завтра? Нет. Завтра я весь день с утра буду в лаборатории.

— Я вам позвоню завтра с утра. Поищем выход…

— Попробуем. Надеюсь, меня не пошлют в командировку с каким-нибудь отрядом спецназа. Я вообще-то с юношеских лет уже не стрелял ни из одного вида оружия и к походной боевой жизни не расположен.

— Вы смеетесь, но вопрос ставится именно так…

— Это нереальная постановка вопроса.

— Завтра утром все обговорим. До встречи.

— До завтра…

Игорь Илларионович вообще не понимал, какое отношение имеет заместитель генерального директора по научной работе к контактам с военной разведкой. Или старается в очередной раз заместить самого генерального директора, который вот-вот должен уйти на пенсию? Вот Иосиф Викторович и пытается показать себя со всех сторон. Скорее всего, дело обстояло именно так. Но решения, которые предлагал претендент на директорское кресло, вовсе не устраивали самого руководителя лаборатории.

Борис ключом открыл дверцы «Победы». Наблюдать за этим анахронизмом даже со стороны было уже непривычно и даже забавно. Сейчас практически все автомобили имеют центральный замок. Но много времени и это занятие не отняло. Сели в машину и поехали. У Игоря Илларионовича не выходила из головы «Тойота Кэмри», что выезжала из двора. И он даже несколько раз пытался посмотреть в зеркало заднего вида, для чего приходилось наклоняться вперед. «Победа» собственных боковых зеркал не имела по конструкции, и кто-то уже, видимо, давно прикрепил на мощные передние стойки крупные зеркала от «уазика». С обликом автомобиля они диссонировали формой, но были выкрашены под цвет кузова и потому сразу в глаза не бросались. Страхов посматривал, не видно ли позади «Кэмри». Но в темноте выделялись только фары идущих следом машин. И все они обгоняли «Победу». И не было такой, чтобы тихо тащилась за старушкой…

Проехать во двор было сложно. Арбат — улица пешеходная. И Борис вознамерился оставить свою «Победу» на Новом Арбате. Как показалось Игорю Илларионовичу, собрался к ним в гости. Но принимать гостей сейчас не хотелось. Настроение не то.

— Спасибо, Борис, что покатали на раритете, — Страхов протянул руку, показывая, что прощается. — Что помогли, спасибо. Без вас я не справился бы.

— Я хотел проводить…

— Спасибо. Сам доберусь.

— Ладно. Обращайтесь, если что. Я на днях куплю новую машину. Денег накопил. Довезу, куда потребуется. В новой машине удобств будет больше…

— Спасибо. Имеется одна просьба. Вы говорили, что у вас есть знакомый в отделении полиции… По тому району, где все произошло…

— Есть информатор. Источник, как мы на своем сленге говорим.

— По мне, так пусть хоть водопроводом называется. Но мне хотелось бы посмотреть материалы дела по убийству той женщины. До убийства артиста…

Страхов не отказался от услуг, хотя никуда ехать и не собирался. Но на будущее решил иметь в виду, что такая возможность есть. Подходя к дому со стороны Арбата, профессор задрал голову и посмотрел на окна. И удивился, что дома нет света. Конечно, Алина могла сидеть на кухне, а кухонное окно выходит во двор. Могла вообще лечь спать. Она в последнее время часто даже днем ложится. Тогда ей свет ни к чему. Могла и уйти куда-то. Хотя как она уйдет, если у нее нет ключей? Может быть, нашла?