Арман обнял меня, и мы, не спеша, пошли по яркой изумрудной траве, все далее уходя от границы земель моего мужа. Неожиданно он остановился, разворачивая меня к себе.

– Должок, любимая, не терпит промедленья.

– Какой должок?

– Супружеский, родная.

Тебя, конечно, я не подгоняю,

но все-таки немедленно желаю

проценты получить сейчас.

– Проценты? Они, скажи, откуда?!

– Успели набежать.

– А если отдавать я ничего не буду?

– Сам заберу.

И, знаешь, милая супруга,

от векселей не сможешь ты сбежать.

И синеглазый ростовщик увлек меня на траву...

* * *

Только рядом с Арманом я поняла, что такое счастье. Мы были одни, совсем одни, Бониваль покинул нас через стационарный портал, спеша успеть на погребение Нерила Дорбери. Мой муж просил поклониться покойному другу и от него. А я попросила прощения. Оба мужчины улыбнулись, они виноватой меня ни в чем не считали. Бони ушел, а нам досталась вся вселенная, наполненная сплошным непрекращающимся, искрящим счастьем. И было страшно, что все это может закончиться.

Земля покойной матери моего супруга была меньше клановых территорий, но мне она казалась целым миром, где не царило правил и условностей, где не было затаенной угрозы и устремленных в спину взглядов. Арман знакомил меня с нашим домом, показывал красоты этого места. Мы купались в прозрачном озере, носились, как дети, по лесу, пугая своим смехом животных, с любопытством подглядывающих за нами. Ловили вместе рыбу, но вся рыбалка закончилась веселой возней в воде, в которой мы оказались после очередных подсчетов моих задолженностей и притворного нежелания отдавать их.

Наши дни и ночи были наполнены любовью и упоительными ласками, сводившими с ума. Как никогда я понимала, что лучшего супруга не могла себе пожелать. Арман окружил меня заботой, отдавал все тепло своего сердца, и я платила ему тем же. Я ловила взгляды мужа и смущенно отводила глаза, столько в синеве его взора было обожания и нежности. Я тонула в его глазах, растворялась в нем, становилась его частью. И ничего не хотелось менять.

Наш дом был совсем маленьким и чем-то напомнил мне дом первой жены моего отца. Кроме нас в нем находилась старая женщина-оборотень с изувеченной второй ипостасью. Она с теплой улыбкой встретила Армана и настороженно меня. Так уж вышло, что вампиры одна из самых закрытых и высокомерных рас. Но мне не было смысла задирать нос перед женщиной, и мы быстро подружились. Впрочем, мы и видели друг друга изредка. На ночь она уходила в свое логово, маленький домишко, стоявший в некотором удалении от нашего дома, а приходила утром. Позавтракав, мы на целый день уходили. Возвращались вечером, незадолго до того, как оборотень уходила. Только тогда и разговаривали. Больше никого в мире нашего счастья не было.

Я как-то спросила Армана, откуда здесь взялась Вирея, так звали женщину. Он рассказал, что оборотень нашла его матушку в лесу, когда та была совсем маленькой, и приютила у себя. Родители ребенка нашли, а Вирее позволили продолжать общаться с дочерью, к которой женщина-оборотень привязалась. Она же и с Арманом часто нянчилась. А когда матери не стало, мой муж предложил оборотню жить здесь, приглядывая за домом. Вирее идея понравилась. С тех пор, она стала хранительницей этих земель.

Внизу вовсю уже гремела посудой Вирея. Арман потянулся и посмотрел на меня, тоже едва успевшую открыть глаза. Он улыбнулся и притянул меня к себе.

– Вирея, как всегда,

желает утра нам и славит новый день.

– Вставать с рассветом каждый день

неужто ей совсем не лень?

– Остыла кровь волчицы старой,

и нужды у нее в сравненье с нами малы.

Легла, когда еще садилось солнце,

и встала, лишь затеплилась заря.

И, например, в отличье от меня.

Одна горячая вампирша

смотреть спокойно сны дала.

– Вот лицемерие мужчины!

Наглец, сегодня ночью будешь спать!

Ко мне не вздумай приставать.

– Так, значит, я договорился?

На месть вампирши напросился?

О, нет, молю я о прощенье!

Эльмина, внемли бедному супругу.

Он умоляет на коленях свою жену о снисхожденье.

– И не проси, тебя не слышу.

Я притворно фыркнула и попробовала освободиться из его объятий. Синеглазый нахал извернулся, придавливая меня своей тяжестью к ложу.

– Не отпущу, пока меня ты не услышишь.

– Пусти, наглец, я есть хочу.

А коль сейчас с меня не слезешь,

поверь, без жалости кушу.

– Красавица моя, ты врешь, как дышишь.

Не кусишь, знаешь почему?

Ты все еще не понимаешь,

тогда смотри, я покажу.

Арман завладел моими губами, и обо всех угрозах я как-то неожиданно забыла. Руки сами легли ему на плечи, и первый тихий стон разлился по спальне...