Он не мог.

То, что казалось ему невинной игрой в менеджмент на пути к серьезному делу, само обернулось серьезнее некуда. Пока я на конвейере собирал цитрусы, Кен занимался надуванием мыльных пузырей. Точнее, он надувал один пузырь: себя.

– Хорошо, мистер Калиновски, благодарю за доверие, – буркнул Кен. И пошел думать, как ему теперь дальше жить.

На первый взгляд – никак. Доигрался. Допиндосился.

Он коротко, но сурово запил. А протрезвев, совершил поступок: явился к Джейн. Ему нужен был арбитр, суровый и беспристрастный, который заведомо не станет его утешать. На заводе Джейн вела с ним ту же игру, что в старших классах: фыркала, насмешничала, а временами так нахально и самоуверенно пилила, словно имела на это право родственницы. Будто он ей какой-нибудь непутевый младший брат. И этим она все крепче и крепче привязывала Кена к себе. Удивительная стерва и лучшая девушка на свете. Он ее безнадежно обожал, и, главное, он ей верил.

Кен патетически воззвал к их детской дружбе, попросил выслушать, после чего упал лучшей девушке на свете в ноги и рассказал все.

Джейн почти выиграла. Почти.

Ящик для конвертов поставили в курилке. Чтобы опустить свою фальшивку, Кену пришлось ловить момент, когда рекреационная зона опустеет, и залепить жвачкой объектив камеры слежения. Джейн не разглядела девиз на конверте, зато наблюдала с огромным интересом, как наш джеймсбонд подкрался к камере по стеночке, а потом кинулся к ящику и что-то сунул туда. Она даже щелкнула диверсанта на телефон. Сомнений не было: Кен планирует какую-то провокацию.

И не было сомнений, кому об этом доложить, – конечно, Рою Калиновски. И ждать, как Рой распорядится подарком. Джейн верила, что он поступит без малейшего стеснения и с максимальной долбаной эффективностью. Что бы Кен ни задумал, Рой постарается обернуть это против него.

Джейн пришла к Рою и сказала:

– Тут ваш сотрудник что-то странное творит.

Рой посмотрел запись, выслушал комментарии Джейн и не совладал с лицом. Он был счастлив.

В любой игре есть рамки. Игра «кто кого перепиндосит» позволяет как угодно провоцировать жертву, но извините, подставиться жертва обязана сама. Нужно реальное нарушение, а не сфабрикованное. Нельзя обвинять человека в том, чего он не делал. Какой ты тогда, нафиг, управленец, ты простой мошенник. Это было настолько очевидно, что и не обсуждалось, все сами понимали. Странное поведение Кена смахивало на беспардонный выход за рамки игры. Он явно совершал не допустимую в приличном обществе подлость, а гадкий провокационный акт. Менеджер-доносчик, у которого лишняя пара глаз на затылке, – гордость коллектива. Менеджер-провокатор – позор всей компании. Он ставит под сомнение ее честность. Подрывает моральные устои.

Оставалось ждать, на кого Кен стукнет. Его докладная все разъяснит. И будет ясно, как реагировать.

Кен стукнул на лучшего друга, и это был подарок судьбы и для Роя, и для Джейн. Кен сам себя разил насмерть, и как бы не буквально насмерть. Да и черт с ним, туда ему и дорога.

Вся затея с очной ставкой и публичным разоблачением была шикарной подставой. Естественно, никто и никогда не делал ничего подобного, даже на нашем заводе, где с туземцами не слишком церемонились. Не было такой практики, за нее пиндосы любому оторвали бы голову. Это все затеял Рой, только чтобы Кен сломался. Он должен был сломаться так или иначе.

Среди дрессированных пиндосов Пападакиса очень многие не любили крутого папашу Маклелланда. Раз и навсегда обрушить карьеру его наглому сыночку – это просто праздник какой-то.

А лично самому Кену желал неприятностей только один пиндос – Рой Калиновски. Джейн знала почему. Многие знали почему. Рой хотел бы не знать, но тоже знал.

В том, что я прямо на очной ставке дам Кену по морде, никто не сомневался. Я же русский, мы невоспитанные. Так убивался второй заяц: ведь я и правда давно пиндосов задолбал…

И вот Кен пришел к Джейн спросить, как ему жить дальше.

Спросила мартышка у удава.

– Ты редкий гад, – сказала ему Джейн, – я такого дерьма не ожидала даже от тебя. Но давай смотреть на вещи трезво. Ты закладывал Мишку ради определенной цели. Я думаю, отступать поздно. Ты потеряешь все, если отступишь, и остатки уважения к себе в том числе. Пиндосы берут тебя на слабо – а ты нагни их. Иди до конца и иди дальше. А Мишка… Мы же знаем его всю жизнь. Он устал от завода. Ему тут плохо. Легко догадаться, как он поступит, когда ты выдвинешь свое обвинение. Мишка решит, что тебя заставили или тебе это позарез надо. Он, конечно, посмотрит на тебя укоризненно, но потом тебе подыграет. Мол, да, все так и было, не люблю я пиндосов, идите вы к чертовой матери…

Мишка очень хороший, – сказала Джейн. – Мишка – человек.

Слишком искренне она это сказала.

Кен представил себе драматическую сцену – как хороший человек Мишка ему подыгрывает, – разрыдался, поцеловал Джейн руку и убежал.

Он не повесился со стыда, потому что Маклелланды не вешаются. Он просто снова нажрался.

Джейн было все равно, что я сделаю на очной ставке – разобью Кену морду, или всех там накормлю гайками и болтами, или действительно подыграю старому другу. Сразу по окончании спектакля меня выгоняли в любом случае «без объяснения» как отработанный материал. Я засиделся в полезных клоунах только благодаря вниманию Роя к моей персоне. Роя интересовали все, через кого был шанс достать Кена Маклелланда, хотя бы в теории, хоть через сто лет. Теперь меня должны были употребить и наконец-то уволить.

А Джейн пришла бы утешать бедненького.

Связь с эксцентричным работягой, критикующим пиндосские порядки, это карьерная смерть для молодого специалиста на заводе, где все стучат. А спать со свободным художником – сугубо личное дело и, возможно, признак утонченного вкуса. По задумке Джейн, нам дальше оставалось только одно – жить вместе долго и счастливо и умереть в один день, как положено в нормальной сказке.

Эх, Женька.

Кстати, насчет очной ставки она угадала. Я бы сначала упал со стула, услыхав, как Кен меня обвиняет. Но потом бы поднялся и сказал: ну, тебе лучше знать, парень, что было, чего не было…