– Нельзя просто так взять да и бросить свое ремесло! И плевать мне, шлюха ты, или мясник, или треклятый пекарь! Нельзя взять да и бросить – если долги не отданы!..

– Это ведь…

– В трауре она, видите ли! – заорал Мэннеринг, взвившись над стулом. – Временно, видите ли! Протяни девчонке палец, так она всю руку до плеча отхватит! Ну уж нет, со мной такие штуки не пройдут! Когда на ней висит долг в сотню фунтов! Еще чего удумала!

Клинч смерил магната холодным взглядом:

– Она велела передать вам, что деньги для вас хранятся у Обера Гаскуана. Спрятаны под его кроватью.

– Кто таков, черт его раздери, этот Обур Гасквон?

– Секретарь магистратского суда, – объяснил Клинч. – Гаскуан подал от имени миссис Уэллс апелляцию по поводу наследства Кросби Уэллса.

– Ага! – воскликнул Мэннеринг. – То есть мы все-таки к этому вернулись, да? Да будь я проклят!..

– Есть еще кое-что, – продолжал Клинч. – Сегодня днем, когда мистер Гаскуан был в номере у Анны, там началась стрельба. Прозвучало два выстрела. После я расспросил его об этом деле, а он в ответ упомянул о долге. Я поднялся наверх посмотреть. В Анниной подушке зияла дырка. В самой середке. Аж набивка вылезла наружу.

– Две дырки?

– Только одна.

– И вдова все видела, – предположил Мэннеринг.

– Нет, – покачал головой Клинч. – Она пришла позже. Но Гаскуан, уходя, упомянул, что собирается переговорить с какой-то дамой… а два часа спустя объявилась Лидия.

– А что еще за второй клад? – внезапно спросил Мэннеринг. – Ты вроде сказал, есть какой-то еще.

– Я подумал… – Клинч опустил глаза. – Нет. Не важно. Я ошибся. Забудь.

Мэннеринг нахмурился.

– А с какой бы стати Лидии Уэллс выплачивать Аннины долги? – вслух размышлял он. – Ей-то какая с того выгода?

– Не знаю, – признал Клинч. – Но сегодня дело выглядело так, что эти две – самые что ни на есть задушевные подруги.

– Задушевная дружба – это не источник дохода.

– Прямо и не знаю, – повторил Клинч.

– Они шли обнявшись? В хорошем настроении? Как?

– Да, рука об руку, – подтвердил Клинч. – А когда вдова заговорила, Анна прижалась к ней теснее. – И он замолчал, заново переживая воспоминание.

– И ты ее отпустил?! – внезапно рявкнул Мэннеринг. – Ты дал ей уйти – не спросившись меня и меня даже не известив? Эдгар, это моя лучшая девчонка! Да ты и сам знаешь, не мне тебе объяснять! Остальные Анне в подметки не годятся!

– Не мог же я ее силой удерживать, – угрюмо возразил Клинч. – А что мне следовало сделать – запереть ее? В любом случае ты-то был в Каньере.

Мэннеринг вскочил со стула:

– Значит, Китайская Энни стала теперь Энни Ничейная! – Он с досадой хлопнул шляпой по ноге. – Как у нее, однако, все просто! С проституцией она покончила! Как будто мы все вольны одним прекрасным утром проснуться и просто-напросто перерешить все заново!..

Но Эдгару Клинчу развивать этот риторический аргумент отнюдь не хотелось. Он с тоской думал, что завтра – воскресенье, первое воскресенье за вот уже много месяцев, когда ему не придется больше с нетерпением предвкушать, как он наполнит для Анны ванну. А вслух он сказал:

– Думаю, тебе стоит сходить к мистеру Гаскуану, поговорить насчет денег.

– Знаешь, Эдгар, что меня бесит? – отозвался Мэннеринг. – Сообщения, переданные через третьих лиц, – вот что бесит-то. Необходимость подтирать за другими – вот что бесит. То, что это все я услышал от тебя, – бесит не могу сказать как. Чего Анна от меня ждет? Чтоб я постучался в двери к человеку, которого я едва знаю? И что я скажу? «Прошу прощения, сэр, я так понимаю, под вашей кроватью спрятано много денег и Анна Уэдерелл задолжала эту сумму мне!» Это невежливо. Просто невежливо. Нет уж: что касается меня, эта девчонка все еще работает на меня. Она не кто иная, как шлюха, и ее долг мне ни разу не выплачен.

Клинч кивнул. Его боевой задор уже иссяк, теперь ему просто хотелось остаться одному. Он подобрал банковский билет, свернул его и убрал в бумажник, поближе к сердцу.

– Во сколько, говоришь, нынче собрание?

– На закате, – отозвался Мэннеринг. – Только смотри приходи либо чуть раньше, либо чуть позже, чтоб мы не всей оравой туда ввалились. Ты обнаружишь, что чертова прорва народу вышла из этой истории с ощущением, что надо искать виноватого.

– Не могу сказать, что «Корона» мне по душе, – пробурчал Клинч под нос. – На стекле, похоже, экономят. Окна фасада надо бы пошире сделать и над крыльцом какой-никакой навес.

– Да ладно, там нас не потревожат, а это главное.

– Да.

Мэннеринг нахлобучил шляпу.

– Кабы меня спросили на прошлой неделе, кто повинен во всем этом сумасбродстве, я бы предположил, что жидюга. Кабы меня спросили вчера, я бы сказал: вдова. Нынче днем я бы ответил: китаезы. А теперь? Так вот, Эдгар, черт меня дери, если я не поставлю на эту шлюху. Попомни мои слова: Анна Уэдерелл знает доподлинно, как деньги оказались в доме Кросби Уэллса, и ей известно в точности, что приключилось с Эмери Стейнзом – Господь упокой его душу, пусть и преждевременно так говорить. Покушение на самоубийство, ничего себе! Траурное платье, скажете тоже! Они с Лидией Уэллс одной веревкой повязаны – и вместе что-то замышляют.