Английская поэзия
вернуться

Маршак Самуил Яковлевич
Шрифт:

ПЕСНЯ

Покупайте веники!

Вот хороший веник.

Веничек из вереска.

Не жалейте денег!

На мотив народной песни «Покупайте веники»
Мне нужна жена — Лучше или хуже, Лишь была бы женщиной, Женщиной без мужа. Толстая, худая — Это все равно. Пусть уродом будет — По ночам темно. Если молодая, Буду счастлив с нею. Если же старуха, Раньше овдовею. Пусть детей рожает, — Было бы охоты. А бездетной будет — Меньше мне заботы. Если любит рюмочку, Пусть не будет пьяница. А не любит рюмочки — Больше мне останется!

О ЛИСИЦЕ,

КОТОРАЯ СОРВАЛАСЬ С ЦЕПИ И УБЕЖАЛА

ОТ МИСТЕРА ГЛЕНРИДДЕЛЯ [8]

Свободу я избрал сюжетом — Не ту, любезную поэтам, Язычницу с жезлом и в шлеме, Воспетую в любой поэме Былых времен. Совсем иной Встает свобода предо мной. Она мне чудится игривой Кобылкой юной, легкогривой. Как яблоко, она крепка, Как полевая мышь, гладка, Но неумелому жокею На всем скаку сломает шею И, закусивши удила, Умчится дальше, как стрела. Теперь, перевернув страницу, Я расскажу вам про лисицу, Как меж родных шотландских скал Охотник рыжую поймал И как дала дикарка ходу Из душной клетки на свободу. Гленриддель, убежденный виг! Зачем ты, изменив на миг Своим идеям, дочь природы Лишил священных прав свободы? Как мог ты, преданный добру, Бедняжку ввергнуть в конуру И цепью приковать, как суку, К березе, дубу или буку? Гленриддель, честный гражданин, Своей отчизны верный сын, Прогуливаясь у темницы Сидящей на цепи лисицы, Ты день за днем, за часом час С друзьями обсуждал не раз Великие идеи века — Права на вольность человека И право женщины любой Свободной быть, а не рабой. Лисица чутко вам внимала. Она наслушалась немало О хартиях народных прав, О судьбах королей, держав, О якобитах, вигах, тори И о кровавом их раздоре. Она услышала рассказ О том, что делалось до нас, — Как ангелы в былые годы, Восстав, отпали от свободы, За что, покинув райский сад, Попали на галеры в ад; Как в голову пришло Немвроду Цепями оковать свободу, Как был закован пол мужской Семирамидиной рукой (Бог покарай Семирамиду За эту тяжкую обиду!) И как с тех пор, покинув трон, Мужья бояться стали жен. Лиса наслушалась историй, Как древний Ксеркс — персидский тори Не знал важнее ремесла, Чем резать глотки без числа, Пока не объяснила Спарта Ему, что значит «Ма§па СЬайа»; Как диктовал указы Рим Покорным данникам своим И как полировал их нравы Его огонь и меч кровавый. Однако надо знать и честь, — Примеров всех не перечесть, — Но из плеяды знаменитой Мы упомянем Билли Питта, Что, как мясник, связав страну, Распотрошил ее казну. Все это слушала лисица Как ревностная ученица. Красноречивей сотни книг Ей объяснил хозяин-виг, Какой царит у нас порядок, В чем наша слава, в чем упадок. Она услышала, что зло Добра немало принесло, Поскольку жулики и плуты — Творцы свободы пресловутой…

8

Это стихотворение автором не закончено. (Примеч. С. Маршака.)

НИЧЕГО

С приветом я к вам посылаю Пегаса — конька своего. Спросите, чего я желаю, И я вам скажу: ничего! Простите беспечность поэта. Дышу я — и только всего. А шум деловитого света Не стоит подчас ничего. Процентщика мучат тревоги. Червонец — его божество. Но вот подведет он итоги — И что же найдет? Ничего. Отвешивать должен поклоны Вельможа-старик для того, Чтоб графской добиться короны. А что ему в ней? Ничего. Унылая ряса пресвитера — Заветная цель одного. Другой добивается митры. А суть-то одна: ничего. Влюбленному жизни дороже На свете одно существо. Но вот он женился — и что же Нашел под тряпьем? Ничего. Рифмует поэт беспокойный И верит: его мастерство Торжественных лавров достойно. А что его ждет? Ничего. Храбрится буян, угрожая, Но тщетно его хвастовство, И, кроме свирепого лая, Не жди от него ничего. Не верит поэту девица — Ни просьбам, ни вздохам его, Но скоро она убедится, Что страшного нет ничего. Ей по сердцу ласки поэта. Упрямец достиг своего. А что обещал ей за это? По правде сказать, ничего… Священник громит за неверие С амвона ее и его. Но попусту бьет артиллерия — Поправить нельзя ничего. Прощайте! У бурного моря Я жду корабля своего. И, если погибну я вскоре, Что вам эта смерть? Ничего. Останусь готовым к услугам До смертного дня моего — Коль есть у вас что-нибудь, — другом, И другом, коль нет ничего!

ДВЕ СОБАКИ

Где в память Койла-короля Зовется исстари земля, В безоблачный июньский день, Когда собакам лаять лень, Сошлись однажды в час досуга Два добрых пса, два верных друга. Один был Цезарь. Этот пес В усадьбе лорда службу нес. И шерсть и уши выдавали, Что был шотландцем он едва ли, А привезен издалека, Из мест, где ловится треска. Он отличался ростом, лаем От всех собак, что мы встречаем. Ошейник именной, с замком, Прохожим говорил о том, Что Цезарь был весьма почтенным. И просвещенным джентльменом. Он родовит был, словно лорд, Но — к черту спесь! — он не был горд И целоваться лез со всякой Лохматой грязною собакой, Каких немало у шатров Цыган — бродячих мастеров. У кузниц, мельниц и лавчонок, Встречая шустрых собачонок, Вступал он с ними в разговор, Мочился с ними на забор. А пес другой был сельский колли, Веселый дома, шумный в поле, Товарищ пахаря и друг И самый преданный из слуг. Его хозяин — резвый малый, Чудак, рифмач, затейник шалый — Решил — кто знает, почему! — Присвоить колли своему Прозванье «Люат». Имя это Носил какой-то пес, воспетый В одной из песен иль баллад Так много лет тому назад. Был этот Люат всем по нраву. В лихом прыжке через канаву Не уступал любому псу. Полоской белой на носу Самой природою отмечен, Он был доверчив и беспечен. Черна спина его была, А грудь, как первый снег, бела. И пышный хвост, блестящий, черный, Кольцом закручен был задорно. Как братья, жили эти псы. Они в свободные часы Мышей, кротов ловили в поле, Резвились, бегали на воле И, завершив свой долгий путь, Присаживались отдохнуть В тени ветвей над косогором, Чтобы развлечься разговором. А разговор они вели О людях — о царях земли.

Ц е з а р ь

Мой честный Люат! Верно, тяжкий Удел достался вам, бедняжки. Я знаю только высший круг, Которому жильцы лачуг Должны платить за землю птицей, Углем, и шерстью, и пшеницей. Наш лорд живет не по часам, Встает, когда захочет сам. Открыв глаза, звонит лакею, И тот бежит, сгибая шею. Потом карету лорд зовет — И конь с каретой у ворот. Уходит лорд, монеты пряча В кошель, длинней, чем хвост собачий, И смотрит с каждой из монет Георга Третьего портрет. До ночи повар наш хлопочет, Печет и жарит, варит, мочит, Сперва попотчует господ, Потом и слугам раздает Супы, жаркие и варенья, — Что ни обед, то разоренье! Не только первого слугу Здесь кормят соусом, рагу, Но и последний доезжачий, Тщедушный шут, живет богаче, Чем тот, кто в поле водит плуг. А что едят жильцы лачуг, — При всем моем воображенье Я не имею представленья!

Л ю а т

Ах, Цезарь, я у тех живу, Кто дни проводит в грязном рву, Копается в земле и в глине На мостовой и на плотине, Кто от зари до первых звезд Дробит булыжник, строит мост, Чтоб прокормить себя, хозяйку Да малышей лохматых стайку. Пока работник жив-здоров, Есть у ребят и хлеб и кров, Но если в нищенский приют Подчас болезни забредут, Придет пора неурожаев Иль не найдет бедняк хозяев, — Нужда, недуги, холода Семью рассеют навсегда… А все ж, пока не грянет буря, Они живут бровей не хмуря. И поглядишь, — в конце концов Немало статных молодцов И прехорошеньких подружек Выходит из таких лачужек.

Ц е з а р ь

Однако, Люат, вы живете В обиде, в нищете, в заботе. А ваши беды замечать Не хочет чопорная знать. Все эти лорды на холопов — На землеробов, землекопов — Глядят с презреньем, свысока, Как мы с тобой на барсука! Не раз, не два я видел дома, Как управитель в день приема Встречает тех, кто в точный срок За землю уплатить не мог. Грозит отнять у них пожитки, А их самих раздеть до нитки. Ногами топает, кричит, А бедный терпит и молчит. Он с малых лет привык бояться Мошенника и тунеядца… Не знает счастья нищий люд. Его удел — нужда и труд!

Л ю а т

Нет, несмотря на все напасти, И бедняку знакомо счастье. Знавал он голод и мороз — И не боится их угроз. Он не пугается соседства Нужды, знакомой с малолетства. Богатый, бедный, старый, юный Все ждут подарка от фортуны. А кто работал свыше сил, Тем без подарка отдых мил. Нет лучшей радости на свете, Чем свой очаг, жена и дети, Малюток резвых болтовня В свободный вечер у огня. А кружка пенсовая с пивом Любого сделает счастливым. Забыв нужду на пять минут, Беседу бедняки ведут О судьбах церкви и державы И судят лондонские нравы. А сколько радостей простых В осенний праздник всех святых! Так много в городах и селах Затей невинных и веселых. Людей в любой из деревень Роднит веселье в этот день. Любовь мигает, ум играет, А смех заботы разгоняет. Как ни нуждается народ, А Новый год есть Новый год. Пылает уголь. Эль мятежный Клубится пеной белоснежной, Отцы усядутся кружком И чинно трубку с табаком Передают один другому. А юность носится по дому. Я от нее не отстаю И лаю, — так сказать, пою. Но, впрочем, прав и ты отчасти. Нередко плут, добившись власти, Рвет, как побеги сорняков Из почвы, семьи бедняков, Стремясь прибавить грош к доходу, А более всего — в угоду Особе знатной, чтобы с ней Себя связать еще тесней. А знатный лорд идет в парламент И, проявляя темперамент, Клянется — искренне вполне — Служить народу и стране.