Цыпленка Букорева удерживало лишь одно: по его подсчетам, чтобы чувствовать себя за рубежом уверенно, нужно было переправить в какой-либо из швейцарских банков миллион, а лучше – два миллиона американских долларов. После покупки московской квартиры, а также после того, как красавица жена, с энтузиазмом взявшаяся за обустройство семейного гнездышка, накупила в дом дорогой мебели, различного рода японской электроники, роскошной посуды, статуэток, торшеров и прочего добра, – после всего этого в заветном сейфе осталось около трехсот пятидесяти тысяч. Жена, между тем, считала, что нужно еще купить и автомобиль, обязательно иностранный и новенький. Константин Иванович приобретать иномарку не хотел: опасался, что завистливые соседи могут натравить на него каких-нибудь местных бандитов. В немилосердно жесткой беседе Букорев изложил жене свою точку зрения, чем впервые ее обидел. Он объяснил жене, что в виду предстоящей борьбы за миллион (а лучше, два миллиона) долларов такие устремления являются дешевым пижонством, которым, по его мнению, может отличаться только кое-кто, кого вытащили из грязи в князи.

Позже он принес извинения, однако образовавшуюся в их отношениях трещину это покаяние зацементировать не смогло, потому что в их взглядах на жизнь обнаружилось еще одно, гораздо более существенное противоречие. Она хотела ребенка, а он – нет. Вернее, он тоже хотел иметь одного-двух наследников, но позже – после переезда за рубеж.

Когда Константин Иванович рассказал супруге о своих пилигримских планах, то встретил глухое непонимание: она и слышать не хотела о переезде за границу. Тем не менее, Букорев бесповоротно решил, что покинет Отчизну – с женой или без нее. Хотя благоверной постарался внушить, будто заговорил о загранице в сердцах и ни на какой такой дурацкий Запад лыжи навострять не собирается.

Шло время, Букорев день-деньской бил баклуши и нервничал. Но вскоре период внутренних метаний миновал. Однажды вечером, сидя с женой на кухне, Константин Иванович прочел в «Известиях» небольшую заметку, в которой сообщалось о гибели мэра его родного городка.

– Гляди-ка, – сказал Букорев жене. – Тут про нашего Самохвалова написано.

– И что там?

– Сняли его с занимаемой должности.

– Жалко. Видный такой дядечка. И где он теперь, не пишут?

– На повышение пошел, – сказал Букорев и показал взглядом вверх. – На небо.

Жена охнула.

– Убили, значит?

Букорев прочел ей газетную заметку, в которой сообщалось, что глава города был расстрелян из двух автоматов прямо у дверей мэрии. Убийцы, говорилось далее, бросив оружие, скрылись в неизвестном направлении («Ясное дело, что в неизвестном!» – прокомментировал Букорев), свидетелей преступления нет («Ищи дурака!»), а министр внутренних дел взял расследование под личный контроль («Ха-ха-ха!»). Узнав о кровавой расправе, происшедшей на крыльце мэрии, Константин Иванович подумал, что это, пожалуй… добрый знак. Ведь он, Букорев, предвидел подобное развитие событий. И он правильно сделал, что сбежал в Москву. И, стало быть, все у него в жизни идет, как надо. И, значит, нужно смелее двигаться вперед.

Расхрабрившись, Константин Иванович уже было рискнул взять в аренду небольшой офис и приступить-таки к высечению денег из недвижимости (а коли заявятся какие-нибудь бандюги, думал Букорев, то, что ж, никуда не денешься, придется платить гадам), но тут ему несказанно повезло.

В один из дней жена его, бродя по дорогому супермаркету, – уже не для того, чтобы что-то купить, а так, от скуки, – неожиданно столкнулась с приятелем своей школьной юности. Они обрадовались друг другу, зашли в ресторанчик, где с удовольствием вспомнили былые, беззаботные, веселые деньки.

Приятель расчувствовался. Слово за слово перешли к темам более современным и актуальным. Женщина рассказала ему вкратце о своем житье-бытье и пожаловалась на трудности, с которыми приходится сталкиваться честным людям при учреждении риэлтерской фирмы. И тут выяснилось, что товарищ юности как раз специализируется на помощи предпринимателям и готов оказать всяческое содействие.

Не прошло и недели, как отзывчивый приятель позвонил по телефону и через жену назначил Букореву встречу на площади Победы – чтобы обсудить детали.

В тот памятный июньский день было облачно и душно. Константин Иванович приехал из центра города на троллейбусе №2, приятель жены – на громадном новеньком BMW.

Букорев представился церемонно, по имени-отчеству.

– А меня братаны называют Ребусом, – усмехнувшись, ответил владелец сияющей иномарки. – Ну, давай, Костя, прыгай в тачку, сейчас посидим где-нибудь, побазарим.

Ребус положил руку на руль, и на тыльной стороне его ладони Букорев увидел татуировку в виде схематично нарисованного солнца, которое наполовину высунулось из-за линии горизонта. На среднем пальце Ребуса красовался золотой перстень с крупным черным камнем. «Представляешь, он остался таким же добрым, каким был и в детстве, по нашим временам – просто ангел», – вспомнил Константин Иванович слова жены и тоскливо подумал: «Ангелочек-то, наверно, только что из тюряги выпорхнул».

Ребус дал газу. Нагло подрезая попутные автомобили, он резко перескочил с крайней правой полосы на крайнюю левую, затем, не обращая внимания на запрещающую дорожную разметку, развернулся за Триумфальной аркой и помчал в сторону центра.

Спустя пять минут они уже входили в ресторан. Швейцар подобострастным взглядом проводил Ребуса до зала, где сдал его, как эстафетную палочку, льстивому взгляду метрдотеля. Букорева они, казалось, не заметили вовсе.

Распорядитель зала, получив от Ребуса заказ: «Я ненадолго», – затрепетал, словно кенар, попавший под кошачью лапу. Через секунду он уже несся, лавируя между столиками пустого зала, в сторону кухни. Оттуда послышались крики: «Шустро, дуры, шустро!» – «Уже несем!» – «Я же сказал, шустро».