— На Балтфлоте, — продолжал трудовик. — Сначала на крейсере, а потом на подводной лодке. А что?

— Кем вы служили?

— Слесарем КИП.

— Что это значит?

— Контрольно-измерительных приборов. На мне была аппаратура.

— У нас к вам всего пара вопросов.

— Ну давайте.

— Вы умеете вязать морские узлы?

— Конечно.

— И «штык»?

— Куда ж без него?

— Макраме в кабинете информатики плели вы?

— Не я лично, а дети.

— Но на ваших уроках?

— Да, десятый класс года два назад.

— Вы их научили?

— Конечно, а то кто же?

— Где вы научились плести макраме?

Трудовик неожиданно усмехнулся:

— Летом по журналу. Жена взяла на дачу кипу, ну, я и полистал. От нечего делать. Вообще увлекательная штука.

— Где вы были и что делали вчера с четырех до шести вечера и сегодня утром с девяти до одиннадцати?

— Вчера я ездил на работу. После школы я подрабатываю тут неподалеку, делаю откосы в новом доме. Часов до семи был там. А сегодня с половины девятого я здесь. Из школы не уходил, у меня сегодня окон нет, — добавил трудовик с усмешкой.

Смирнов все записал.

— Кто может подтвердить, что вы вчера делали откосы?

— Степанов Анатолий Петрович, из домоуправления. Он, конечно, над душой у меня не стоял, но пару раз видел.

— Ясно, спасибо. Это пока все.

— Если что, заходите.

Когда полицейские вышли в коридор, Смирнов вздохнул с облегчением. Все эти приборы едва не вывели его из себя. Он достал пластиковую бутылку и вытащил одну таблетку.

— Что это? — спросил Казимов, взглянув мельком.

— От аллергии, — соврал Смирнов, проглотив таблетку прямо так, без воды. — Там воняло растворителем, боюсь, что горло опухнет.

Казимов понимающе кивнул.

— Куда теперь? К физруку?

— Да. Что скажешь про трудовика?

— Вряд ли он убил этих теток. Но отлучиться вчера с работы, конечно, мог.

— Запросто.

Спортзал был рядом. Полицейские нашли Викулова Кирилла Ренатовича в подсобке. Он сидел за столом и заполнял журнал инструктажа.

— Здрасте! — кивнул он, когда Смирнов и Казимов представились. — Садитесь сюда. — Он указал на клеенчатый топчан возле стены. — Что вы хотите знать?

— Вы служили на флоте?

— Было дело.

Викулов был рослым, наголо выбритым парнем лет двадцати пяти, широкоплечим, с крупными выразительными чертами лица. На щеках пробивалась сизая щетина.

— Умеете завязывать морские узлы?

— Ну да. А что?

— Где вы были вчера с четырех до семи вечера и сегодня утром с девяти до одиннадцати?

Физрук фыркнул:

— Я подозреваемый? Из-за каких-то узлов?

— Просто ответьте, пожалуйста, — попросил Казимов.

— Да ради бога! Вчера я был на соревнованиях по самбо. Начались в половине пятого, отсюда я вышел в четыре, так как у меня было семь уроков и закончил их в три тридцать. С соревнований ушел около восьми. Вместе с тренером, Рогожкиным Виталием Антоновичем. Телефон дать?

— Давайте, — кивнул Смирнов.

Викулов взял листок и записал на нем номер:

— Держите. Время моего прихода он тоже может подтвердить: мы встретились в клубе в половине пятого.

— А что насчет сегодняшнего утра? — напомнил Казимов.

— Без четверти девять пришел на работу. До сих пор тут, как видите.

— У вас были окна?

— Нет.

— Вы никуда не выходили?

— Нет. Можете охранника спросить.

— У вас должен быть другой выход из спортзала, — заметил Казимов.

— А, да. Точно. — Викулов усмехнулся. — Но у меня были уроки. Куда бы я пошел.

Полицейские поднялись.

— Это все, спасибо.

— Не за что.

Едва Смирнов и Казимов вышли из школы, у следователя зазвонил мобильник.

— Да?

— Это я.

— Слушаю, Павел Петрович.

— Ваш парень опять проявился.

— Да ладно?!

— Без да ладно! На этот раз он убил священника. Записывайте адрес. Это недалеко. Вы где, кстати?

— В школе были.

— Ясно. Пиши адрес. Бригаду я уже вызвал, но вы, наверное, приедете раньше.

Через пять минут Смирнов и Казимов ехали к хорошо известной в районе церкви. Ее построили недавно, лет семь назад, но она уже пользовалась большой популярностью. Расположенная на берегу пруда, издалека она казалась игрушечной.

Полицейские припарковались возле ограды и вылезли из машины.

Церковь была белой, построенной в шатровом стиле, но без излишеств. Шпили горели на солнце ярким пламенем, но благодаря закату наводили скорее на мысль о зловещем адском огне, чем о христианской любви.