— Полезно, — согласился Фетч и покорно встал. Точно скала воздвиглась. Он тут же занял всю палату, и без того тесную. Кровать, тумбочка, пахнущий хлоркой, но все равно как будто грязноватый столик испуганно отступили к стенам.

«Большой, как медведь, и такой беспомощный».

Они устроились на лавке под яблоней-китайкой, недалеко от входа в корпус. Прозрачная разлапистая тень трепетала возле их ног на песке, точно кружевная ткань на ветру, над головами наливались кисловатой сладостью мелкие плоды. Разгар лета.

— Если вы не против, господин Фетч, сделаем упражнение.

«Как в группе показывали. Концентрация на здесь и сейчас».

Эрика достала из кармана шоколадку. Разломила прямо в фольге и протянула половину Фетчу.

— Положите конфету в рот… Бумажку, бумажку снимите… извините, надо было мне, но боялась, что растает в руках.

Гигант чуть не сжевал шоколад вместе с фольгой.

— Сосредоточьтесь на вкусе… ощутите сладость на языке… как она растекается… медленно-медленно, — она говорила, подражая плавной, медитативной речи терапевта, зажмурившись от усилия, так что золотые солнечные стрелы вонзились ей под ресницы.

— Я ничего не чувствую, — сказал Фетч.

Эрика обхватила себя за плечи.

«Он не чувствует вкуса. Черт бы его побрал. Симптом болезни, конечно, — ей казалось, что она вспоминает что-то такое из университетских лекций о шизофрении. — Тогда упражнение не получится, надо другое. Может, цветы поразглядывать — зрение-то у него в порядке? Еще музыку послушать можно, надо завтра плейер принести. До чего же зябко, опять все вокруг заморозил. Плюс тридцать в тени, а рядом с ним — как в холодильнике».

Дрожа и пытаясь успокоиться, она сунула за щеку свою половину шоколадки. Рот наполнился запахом ванили и липкой сладостью, которая растеклась по нёбу, делая его скользким и гладким, окутала язык, болью отозвалась в дырявом зубе. Эрика поморщилась.

«Надо к зубному сходить, — в который раз с тоской подумала она. — Кончится эта дурацкая практика, так сразу…»

— Вот теперь почувствовал, — вдруг произнес Фетч.

До Зальцкаммергута добирались на четырех машинах. Йохан сидел в замыкающей — не за рулем, хотя водить автомобиль он умел, но на узких горных дорогах у него всегда начинала кружиться голова. Чудилось, что они парят над пропастью вместе с орлами и грифами, на фоне бегущих по склонам ручьев и желтоватых пятен затерянных внизу деревушек. Одно неверное движение баранки — и покатишься с обрыва, точно кусок скалы.

Тревожное, нереальное ощущение. Три тяжелогруженых «Фиата» и одна «Киа Шума» ползли вверх по серпантину, как упрямые букашки.

Йохан щурился на бледный, словно политый молоком горизонт и, слушая вполуха рассказ своего товарища, думал, что в этот раз поездка чуть не сорвалась. Тещу разбил на днях повторный инсульт, она уже не приходила в сознание и медленно умирала в больнице. Жена от горя стала сама не своя. Глядя на этих двух женщин — старую и пожелтевшую и молодую с красными от слез глазами Йохан удивлялся, как они на самом деле похожи и как любят друг друга.

— …и тогда он нагнулся посмотреть, кто его зовет, и увидел резинового пупса величиной с настоящего человеческого младенца. Он схватил со стола нож и взрезал резину, а под ней оказалась другая кукла, фарфоровая. Такая, в народном стиле, кукла-девица в баварском дирндле… Размером, конечно, поменьше первой. Он ее — хвать об пол. А там совсем крошечная, не больше ногтя, стеклянная фигурка. Как на ярмарках иногда продают, из разноцветного стекла. Он ей, не будь дураком, голову-то и свернул, но там ничего больше не было — только проводок.

— Что? — озадаченно переспросил Йохан и лишь в этот момент сообразил, что товарищ пересказывает сюжет какого-то фильма.

«Так и уедешь? — спрашивала жена, отчаянно цепляясь за его плечи. Когда, интересно, она обнимала его последний раз? — В такое время — не будешь рядом?»

Йохан смотрел сверху вниз на ее макушку.

«А я-то тут при чем?» — сказал он себе.

Сделал внутреннее движение ей навстречу — мелкое, незаметное движение, крохотный шажок — и тотчас отступил, сжался, пятясь, как рак-отшельник, заполз обратно в свою скорлупу. Может, и зря… но чего уж теперь.

— Проводок, говорю. Спишь, что ли?

— Замечтался.

Во второй половине дня пейзаж заволокло туманом, и четыре машины превратились в утлые лодочки, плывущие по дымному морю. Группа остановилась в кемпинге, возле горного озерца, и до вечера вытаскивала из машин и раскладывала по рюкзакам снаряжение. Спальники, коврики, веревка, карабины, газовые горелки, сухой спирт, запасные батарейки, консервы… много чего. На следующее утро начали спуск в пещеру.