Шрифт:
Савелий стал рассуждать, ставя себя на место старика.
Стало быть, код был 7, 1, 4, 6, 9, 0. Может, старик поменял его, просто переставив цифры в обратном порядке?
Савелий набрал 0, 9, 6, 4, 1, 7.
Стена и не подумала сдвинуться.
Хорошо. Может, он заменил цифры вторую на первую?
Родионов снова стал нажимать кнопки: 1, 7, 6, 4, 0, 9. Ему показалось, что где-то внизу, наверное, в подвале, словно бы завелся мощный двигатель. Электрический мастер тоже это услышал и подошел ближе.
«Так, так, — быстро подумал Савелий. — Кажется, я на верном пути».
Почти машинально, даже не объяснив себе, почему он именно в таком порядке нажимает кнопки, Родионов заменил цифры в коде в следующем порядке: вторую на первую, третью на первую и снова вторую на первую — 179406.
В подвале зашумело громче, стена дрогнула и поползла вбок, словно складывающаяся ширма.
— Ура! — не удержавшись, воскликнул адъюнкт.
Все столпились возле отъезжающей стены. А когда она скрылась в нише, их взору предстало то, что вполне могло свести с ума легко впечатлительного человека. Правда, таковых среди них не было…
Глава 13. ДЕЛО РОДИОНОВА
ОФИЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ
ШТАБА ВОСТОЧНОГО ФРОНТА 24 июля (6 августа) 1918 г.
Вчера жители Казани могли слышать орудийную канонаду со стороны Нижняго Услона. По городу поползли слухи, что Казань будет в скоре взята контрреволюционными чехословаками и так называемой Народной Армией полковника Каппеля .
Все это белогвардейская пропаганда. Красная Армия на сегодняшний день сильна, как никогда, и никаким чехословакам и каппелевцам ее никогда не взять.
Части Красной Армии теснят врага по всем фронтам. Час полной победы близок.
Главком Восточного фронта Вацетис.
Член реввоенсовета фронта Данишевский.
Нач. штаба фронта Майгур.
Старший следователь Казанской Губернской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем товарищ Херувимов отложил газету и перевел взгляд в окно. Рассвет уже полностью вошел в свои права, и день обещался быть солнечным и теплым. Таким же, как тогда, ровно девять лет назад, когда, схватив неведомым образом жесточайшую простуду, он, пристав Тверской части Первопрестольной, исправляющий должность второго полицмейстера Москвы, докладывал обер-полицмейстеру о встрече Савелия Родионова с подданным Северо-Американских Соединенных Штатов господином Берком Гендлером, заказавшим медвежатнику (как это стало известно позже) выкрасть из банка в Казани корону императрицы Екатерины Великой.
В тот день перед надворным советником Херувимовым во всем своем волнительном очаровании открывались радужные перспективы. «Исправляющий обязанности московского полицмейстера» приятно ласкало слух и звучало очень весомо. А что: сегодня «исправляющий обязанности», а завтра — полицмейстер со всеми вытекающими отсюда последствиями: казенная квартира, жалованье на целую треть выше прежнего и чин коллежского советника, что соответствует чину армейского полковника. Полковник! Эдак и до генерала рукой подать! Надлежало только проявить себя в громком деле. Показать, что лучшего полицмейстера в Москве еще не было и, скорее всего, более не будет. А для этого необходимо раскрутить это новое дельце, которое, вне всякого сомнения, затевал Родионов с этим американцем, и поймать знаменитого медвежатника за руку с поличным. Тогда чин полковника становился, несомненно, вполне достижимым, да что там полковника — генерала! К тому же и «Анна» на шею вполне светила.
А дальше… Какие перед ним открывались перспективы!
Тогда, девять лет назад, все казалось вполне реальным: и мундир обер-полицмейстера Москвы, и должность директора Департамента полиции, а затем — чем черт не шутит! — пост товарища министра внутренних дел, то есть лица, заменяющего министра во время его отсутствия или болезни.
Разрабатывать «дело Родионова» надворный советник Херувимов стал по двум версиям.
Первая была такая: бывший, как выяснилось, скупщик краденого и бывший минский мещанин Берк Аронович Гендлер (ныне американский гражданин, не бросивший своих прежних противузаконных занятий, а скорее, наоборот, изрядно преуспевший в них) приехал в Москву для того, чтобы специально встретиться с пребывающим под подозрением известным вором-медвежатником Савелием Родионовым. Дабы выкупить у него драгоценные ювелирные изделия, приобретенные означенным Родионовым неправедным путем.
— Мои агенты следуют за этим Гендлером по пятам, — завершая изложение своей версии, докладывал Херувимов обер-полицмейстеру. — Есть возможность арестовать их обоих в момент передачи драгоценностей и денег друг другу.
— И что это даст? — скептически оборвал его обер-полицмейстер. — Один покупает личные драгоценности, другой их ему продает. Ни один суд не признает их обоих в чем-либо виновными.
— Суд, может, и не признает, — согласился Херувимов, — но следствие по наличию большого количества драгоценностей и их происхождению вполне можно начать. Откуда, скажем, у господина Савелия Николаевича Родионова, нигде не служащего и высокооплачиваемых должностей никогда не занимающего, взялось бриллиантовое колье, как раз соответствующее описанию похищенного из Русско-Азиатского банка в 1903 году? Ах, он его купил? У кого, когда? На какие средства? Я думаю, его тогда можно будет прижать и доказать, что драгоценности краденые. Стало быть, в поле нашего интереса попадет и господин Гендлер как опять-таки скупщик краденого, — закончил Херувимов.
— Что же, резонно, — согласился тогда генерал.
— Еще, ваше превосходительство, есть вторая версия, — воодушевленный благосклонностью начальника, продолжал развивать свой план Херувимов. — Возможно, Гендлер приехал в Москву встретиться с Родионовым для поручения ему какого-то особо важного дела, которое выполнить может только он. И что примечательно, Родионов с женой третьего дня сели на пароход общества «Надежда» и в настоящее время держат путь в Казань. По крайней мере, как удалось выяснить моим людям, билеты они взяли именно до Казани. Надо полагать, интерес Гендлера, а теперь и Савелия Родионова находится там.