— А с чего это она взяла, что произошло убийство?

— Она думала, что он просто умер. Следов-то никаких. Это я уже потом предположил. Чисто по интуиции.

— Все верно. На шее у него отчетливая полоса, значит, его задушили. Скорее всего, каким-то шнуром. — Повернувшись к Никите, майор спросил: — Тебе приходилось бывать в доме Васильевича?

— Только пару раз, — честно признался Никита. — Мужик он был скрытный, приваживать к себе не любил.

Через окно было видно, как у дома понемногу собирается народ. Ничего удивительного, Егор Васильевич был человек популярный, а потому сочувствующих должно набраться предостаточно.

У калитки стояла немолодая женщина в темно-красном платке и причитала в голос. Раза три она пробовала войти в дом, но сержант мягко и одновременно настойчиво выпроваживал ее со двора. Голос горюющей женщины нервировал, и Никита никак не мог сосредоточиться.

Из-за приоткрытой двери просматривался диван, на котором лежал Васильевич, точнее были видны только ноги покойника, выглядывающие из-под коротких штанин.

— И что же вы видели в его доме?

Никита сглотнул слюну.

— У него было много чего. Друзы аметистовые на столе стояли, топазы были величиной с кулак, помню, цитрины очень приличные лежали горкой. Он особенно ничего и не прятал. Только головой вертеть как-то тоже ни к чему. Для чего мне чужое добро!

— Тоже правильно! — легко согласился Журавлев, как-то странно посмотрев на собеседника.

Никиту обдало жаром.

— К чему вы это клоните?! Уж не подозреваете ли меня?! По-вашему получается, что сначала я убил Васильевича, потом Антона, а чтобы никто не догадался, решил сам сообщить в милицию?

Майор Журавлев улыбнулся.

— Да не переживайте вы так. Никто вас пока не подозревает. Давайте пройдемте в комнату, — сказал он дружелюбно и уверенно зашагал к распахнутой двери.

В комнате находились эксперт и техник-криминалист. Эксперт был высокий и тощий, с длиной щетинистой шеей, из которой строптиво и хищно выпирал угловатый кадык. А вот техник-криминалист, напротив, оказался невысокого росточка, очень плотный, с явно обозначившимся животиком. На правом плече у него висел широкофокусный фотоаппарат, весьма подходящий для съемок в тесном помещении, и еще один, цифровой, весьма серьезная техника. В руках он держал миниатюрную видеокамеру и слушал разъяснение эксперта-криминалиста. А когда тот, наконец, закончил, согласно кивнул и продолжил фотографировать три побитых жестяных ведра, стоящих по углам и заполненных светло-зелеными бериллами.

Труд у техника-криминалиста не хитрый, в основном черновой, знай снимай на видео и щелкай фотоаппаратом. Однако без него не обходится ни один выезд на место происшествия. В углу комнаты, на стареньком табурете стоял портативный копировальный аппарат, рядом в аккуратную стопочку были сложены десятка полтора фотографий.

Вот у эксперта работа творческая, требующая специальных знаний в области криминалистики. За один день такому не научишься. И, кроме личного опыта, в его ремесле важна интуиция, которая вырабатывается только с годами. Нужно не упустить ни одной из деталей, которые могут нести информацию о личности преступника. По тому, как морщил лоб эксперт, становилось очевидным, что дело продвигается не столь быстро, как хотелось бы.

Первое, что бросилось в глаза Никите, когда он вошел в комнату, так это большое количество друз, которыми был заставлен длинный стол, они же лежали и на полу, и по углам. Здесь были сиреневые аметисты, темно-желтые кубики пирита, спаянные между собой каким-то замысловатым образом, огромные полевые шпаты и темные, будто южная ночь, морионы. От обилия красок просто рябило в глазах, а эксперт, стараясь не раздавить какой-нибудь из оброненных камушков, всякий раз высматривал на полу свободное место. У стола в обыкновенных алюминиевых ведрах лежали зеленовато-голубые топазы, а в невзрачном тазике колючими ежиками торчали кристаллы александрита, всякий раз рассерженно вспыхивая красным цветом, как только срабатывала фотовспышка.

— Сколько же здесь всего, — изумленно протянул Журавлев.

Эксперт лишь выразительно хмыкнул.

— Это еще не все. Вон в том шкафу ящик стоит, а в нем первоклассные изумруды.

— Давай взглянем, — предложил майор.

Перешагнув ведро с топазами, он подошел к шкафу и осторожно распахнул створки. Внизу, среди вороха несвежего белья, стоял грубовато склоченный ящик, а в нем лежали куски слюдита, из которого во все стороны, будто зеленые карандаши, торчали изумруды.

— Вот это да! — невольно выдохнул Журавлев. — Я такого количества «зеленки» за всю свою жизнь не видел. — Не удержавшись, он поднял кусок породы, из которой, параллельно друг другу на искрящейся слюдяной поверхности лежали длинные кристаллы изумруда. — Вот этот особенно хорош. — И, повернувшись к Никите, майор спросил: — У вас такие пропали?

Поколебавшись, Зиновьев признался:

— У нас были лучше, у этих цвет темный, а наши изумруды были посветлее. Цвет — тройка…

— Что за цвет?

— Как бы вам это поточнее сказать. Вот эти изумруды как будто бы цвета пожухлой травы. А у нас такого… Ну, в общем, когда весной листья распускаются, но еще не успели насытиться хлорофиллом. Тогда цвет у них становится ярко-зеленым. А в середине лета эти листья уже темно-зеленые.

— Хм… Образно. А с «шуриками» вы работали? — неожиданно спросил Журавлев, хитро посмотрев на Зиновьева.