Федосеев еще больше обрюзг, а чревоугодие отпечаталось на его лице в виде огромных синюшных мешков под самыми глазами. Он походил на нынешнего Ивана Степановича, с той лишь разницей, что выглядел чуток помоложе — Вот что, — наконец проговорил полковник Крылов, закрывая папку. — Картина более или менее вырисовывается. Для меня он представляется обыкновенным кумом, не брезгующим мелкими подношениями. Думается, в его жизни было немало неприятных эпизодов, не отображенных в деле, но о которых наверняка знают его сослуживцы и приятели. Их нужно поспрашивать. Но следует это сделать очень корректно, безо всякого нажима. Уточните список лиц, которые ближе всего находились к Федосееву. — Майор Усольцев быстро скользил кончиком карандаша по листу бумаги, лишь иной раз кивая в знак согласия. — И еще вот что, за Федосеевым следует установить наблюдение. Нужно послушать его телефонные разговоры, установить его личные контакты. Действовать следует крайне осмотрительно, потому что объект очень подготовленный и мгновенно почувствует малейший интерес к себе.

— Понял, товарищ полковник, — охотно отозвался Усольцев.

— Да, чуть не забыл, и за его бывшими коллегами неплохо было бы понаблюдать. Может, это что-то прояснит. Причем трое из них, насколько я помню, живут в Москве. Пенсионеры. Вопросы есть?

— Людей не хватает, товарищ полковник.

— Привлеките стажеров, пускай поработают.

— Так точно, товарищ полковник.

— Начните с этого Громова… Мне кажется, он очень любопытная личность.

— Хорошо, Геннадий Васильевич. Сегодня же поеду к нему и переговорю, — охотно отозвался Усольцев.

Подполковник запаса Леонид Несторович Громов проживал на окраине столицы в одноподъеэдной высотке. Расположенная на самой бровке оживленного шоссе, она чем-то напоминала караульную вышку, с которой отлично просматривались растущие новостройки.

У самого подъезда на лавочке, откинувшись на низенькую спинку, сидел немолодой человек и с прищуром провожал каждого проходящего. Казалось, он задался целью запомнить всех жителей нового микрорайона в лицо, и для этого в блоке памяти выделил соответствующую ячейку.

В мужчине Усольцев без труда узнал лейтенанта Громова, правда, довольно постаревшего.

— Можно? — улыбнувшись, спросил он, показывая взглядом на скамейку.

— Садись, — великодушно разрешил Громов, — не куплено.

Взгляд у Леонида Нестеровича был профессиональный и очень цепкий.

Обычно так смотрят постовые милиционеры, когда сверяют фотографию с оригиналом.

Уделив случайному соседу несколько секунд, Громов с показным безразличием отвернулся, невольно заставив майора улыбнуться. В действительности все было не так. Усольцев прекрасно осознавал, что уже занял место в одной из ячеек памяти бывшего кума.

Достав сигарету, закурил, отправляя струйку тонкого дыма в сторону.

— Как здоровьице, Леонид Несторович? — спросил негромко Усольцев. — Слышал я, что на почки жаловались?

— А-а, — без эмоций протянул Громов, едва бросив взгляд на соседа, — я вашего брата за версту чую. Есть что-то в лице такое.

Майор невольно усмехнулся:

— Вы, Леонид Несторович, так говорите, как будто сами не из милиции.

— Сейчас я на пенсии, — грубовато обрубил Громов. — Дело, что ли, ко мне какое имеется или бездельем маетесь?

Мужичок был колючий и очень непростой. Мимо прошел молодой мужчина лет тридцати, слегка кивнув сидевшим, проскочил в подъезд. Сразу было видно, что он чувствовал себя очень неуютно под строгим взглядом старика. Леонид Несторович держался так, словно по-прежнему находился на караульной вышке и зорко осматривал запретную зону.

— Этот тоже из наших, — кивнул он в сторону дверей, — капитан, за пьянку выгнали. — И, неожиданно потеплев, спросил:

— Так какое у тебя там ко мне дело? Колись!

— Закурить не хотите? — достал пачку сигарет Усольцев.

Громов хмыкнул:

— Это что, на допросах всегда, что ли, так?

— Помилуй боже! Какой допрос, — всерьез обиделся майор, — просто хочу о приятеле вашем старинном спросить.

Громов размял сигарету, небрежно отмахнулся от предложенной зажигалки и достал свою. Пыхнув первым дымком, сказал:

— Ну, так спрашивай.

— Вы Ивана Степановича Федосеева давно не видели?

— Ах, во-он вы о чем, — безрадостно протянул Громов. — Понимаю… Я знал, что до него рано или поздно доберутся. Что же он натворил?

— Ничего особенного, — неопределенно протянул Усольцев, — просто мы хотели получить о нем от вас кое-какую информацию. Все-таки вы с ним долгое время работали.

— Так я вам и поверил! — выдохнул Громов. — Ну да ладно, спрашивайте!

— Что он за человек?

— Даже не знаю, у того ли вы человека спрашиваете, как вас…

— Виктор Евгеньевич.

— …Виктор Евгеньевич. Не любил я его. А, следовательно, мой ответ попахивает субъективизмом. Ну что я могу сказать? Работу свою он знал прекрасно, этого у него не отберешь. Пропадал в колонии днями и ночами, как будто бы сам срок отбывал. Психолог был неплохой. Посмотрит на человека — и уже знает, на что тот способен. Любил, конечно, приворовывать. Не у своих. Боже упаси! — замахал руками Громов. — А вот у зэков мог тиснуть то, что плохо лежит. Он в колонию-то раньше меня пришел, о многих порядках я от него узнал…