Шрифт:
…Смердяков — вот самый интересный и непонятый брат Карамазов. И самый умный, самый глубокий, в чем-то наиболее близкий к народу. Он наиболее смело и интересно заявил тему о России. Независимо от воли автора, он взломал лед ментальных табу. Одной своей фразой он вышел за пределы сусальной «русскости», «православия», «родины», России. Он освободился от России как фетиша, взглянув на нее с точки зрения здравого смысла и нормальных человеческих интересов».
А русский народ упрямо и настойчиво отказывался от всех этих бонусов и шел на поводу у российских властей. Почему? Почему же русские действуют против своих интересов?
К этому вопросу всегда рано или поздно приходит любой последовательный «евроинтегратор».
И вариантов ответа тут не так уж чтобы и очень много.
В системе ценностей, где Европа — однозначное добро, а российская власть — однозначное зло, есть только один вариант, который позволяет и далее оставаться «европейцем»: признание русского народа испорченным.
Если вы желаете ознакомиться с наивысшими достижениями в этой области — рекомендую вам набрать в Гугле или Яндексе словосочетание «квадратный ватник». Автором сего креатива является Антон_Сусов — одновременно член партии «Яблоко» и «Национал-Демократической Партии».
Господин сей прекрасно иллюстрирует только что описанную мною тенденцию. Отказ русского народа от ценностей Европы объясняется тем, что русские — народ-дегенерат, народ-раб, искалеченный своей историей. Русскому народу в лицо бросают обвинение в том, что тот не в состоянии сделать выгодный для себя выбор, поскольку раб не умеет и не может выбирать. Сопротивление русских оккупации провозглашается не проявлением свободолюбия, а результатом покорности.
Травмирующим моментом может назначаться татаро-монгольское иго, советский период, правление Ивана Грозного, крепостное право, петровская вестернизация, — все что угодно. Плюс все это может быть объявлено причиной разом. То есть история русского народа — аномальна и нуждается в радикальном сломе: например, разделении русского народа на части и образовании новых наций — ингерманландцев, поморов, сибиряков, залешан и так далее. Эти нации смогут стать европейскими, в отличие от единой русской нации, которая европейской стать не может в силу своей ущербности и самодостаточности.
И вот здесь — внимание. Потому что мы подобрались к самому сердцу мифа о поврежденности русского народа.
Эта поврежденность, то есть неевропейскость, усугубляется тем, что эта поврежденность — неизлечиваемая. Поскольку народ отказывается принять лекарство — европейские ценности, — а принудить его нельзя. Следовательно, нужно радикально снизить эту сопротивляемость методом введения внешнего управления, оккупации. Или же просто уничтожить сам исторический субъект «русский народ», разделить его и переучредить во что-то иное, что способно к исправлению.
Здесь, простите, я вновь вынужден вернуться к персонажу Федора Михайловича Достоевского: «Все шельмы-с, но с тем, что тамошний в лакированных сапогах ходит, а наш подлец в своей нищете смердит и ничего в этом дурного не находит. Русский народ надо пороть-с…»
Вот это вот смердяковское бытовое «пороть-с» на самом деле, когда мы начинаем говорить о таких вещах, как история, и превращается в «разделение на несколько наций», то есть — подчинение русских, наказание русских, смирение русских. Русские должны признать, что такие же шельмы, как и все, и обуть лакированные сапоги. Вот в чем интерес: носить лакированные сапоги и перестать заботится о вопросах этики — «все шельмы».
Приписываемая русским рабская покорность, воспитанная ордынским игом, тираническим характером власти, крепостным правом и так далее, кстати, не выдерживает элементарной проверки фактами. Такими, как восстания Разина и Пугачева. Тем, что на большей части территории России и вовсе не было крепостного права. Тем, что казачество — совершенно вольное сословие, имеющее демократические институты управления — регулярно и абсолютно органично участвовало в национально-освободительном движении во время очередных попыток евроинтеграций.
Также отдает некоторым парадоксом рецепт пробуждения у раба европейского чувства собственного достоинства и осознания интересов — порка, унижение и разделение.
Пороть, унижать, ослаблять, смирять и всячески обезвреживать нужно не безвольного и слабого раба, а напротив — того, кто силен, осознает сою силу, того, кто невероятно, несовместимо с целями «евровоспитателей» горд, «много о себе думает» и руководствуется не прямыми и очевидными интересами, а предпочитает им некие абстракции. А способность к абстракциям — симптом более высокой степени развития национальной культуры.
И вот перед нами исчезает образ согбенного раба, боящегося французской свободы, и возникает новый образ — образ народа настолько гордого, что он не может позволить себе унизиться до такой степени, чтобы принять «свободу» от чужака. Принятие подобных «даров» русский народ считает осквернением себя. Русский народ не может ничего принять от простых народов — тем более, принять навязанное. Даже православная вера была принята Русью не в результате политического или военного давления со стороны Византии, а была отвоевана у Византии вместе с рукой Анны Порфирогениты — чтобы принять православие, русские взяли Херсонес.