Йоверфелл подвел их ближе – взволнованный, он нервно щипал свои пальцы.

– В полном здравии, обихоженные, как и обещано. Само собой, вам в подарок, с моим огромным восхищеним.

– Восхищение можете у себя оставить, – произнес Ярви. – А теперь собирайтесь и перевозите свое заведение в Вульсгард.

– Вульсгард?

– Ага. Там работорговцев полно, будете с ними как дома.

– Но почему?!

– Там вы станете приглядывать за тем, как идут дела у Гром-гиль-Горма. Знай дом врага лучше собственного, вроде бы так говорится.

Ральф в подтверждение зарычал, немного выпятил грудь и сдвинул пальцы на перевязи.

– Будет так, – произнес Ярви, – либо вас продадут вместе с вашим же товаром. Как считаете, почем вас возьмут?

Йоверфелл прочистил горло.

– Начну готовиться к отъезду.

– Да побыстрее, – добавил Ярви и, уходя прочь от здешнего смрада, приостановился и закрыл глаза на ветру.

– Вы… будете наш новый хозяин?

Жена Анкрана стояла рядом, просунув под ошейник палец.

– Нет. Меня зовут Ярви, а это Ральф.

– Мы были друзьями твоего мужа, – сказал Ральф, встопорщив малышу волосы, отчего тот заметно вздрогнул.

– Где? – спросила она. – Где Анкран?

Ярви замялся, соображая, как сообщить ей печальную весть, какие слова подобрать…

– Мертв, – просто рубанул Ральф.

– Прости, – добавил Ярви. – Он погиб, спасая мне жизнь, и, даже как по мне, прогадал с этим обменом. Но вы свободны.

– Свободны? – пробормотала она.

– Да.

– А я не хочу свободу. Я хочу быть под защитой.

Ярви растерянно замигал, а потом его рот перекосило печальной улыбкой. Он и сам никогда не хотел большего.

– Что ж, полагаю, служанка мне не помешает, коли ты готова к такой работе.

– Всегда только ею и занималась, – ответила та.

У кузнечной мастерской Ярви остановился и кинул монету на заваленные корабельным инструментом козлы. Одну из первых монет нового сорта – ровный кружок с выбитым на одной стороне суровым ликом его матери.

– Раскуйте им ошейники, – велел он.

Семейство Анкрана не благодарило его за свободу, но звон молота по зубилу был для Ярви достаточной благодарностью. Ральф наблюдал за работой, поставив ногу на низкую оградку и сложив на колене руки.

– Слабовато разбираюсь я в вопросах добродетели.

– Кто бы в них разбирался.

– Но это, по-моему, добрый поступок.

– Никому не рассказывай, а то меня уважать перестанут. – Какая-то старуха на том конце площади сверлила Ярви ненавидящим взглядом. Он помахал в ответ и улыбнулся – и та торопливо поковыляла прочь, бормоча под нос. – Кажись, я стал нашим местным злодеем.

– Если жизнь меня чему и научила, так это тому, что злодеев нет. Есть только люди, старающиеся сделать как лучше.

– Мое как лучше навлекло одни беды.

– Все могло выйти гораздо хуже, – Ральф свернул трубочкой язык и сплюнул. – Вдобавок ты молод. Старайся еще. Глядишь, по новой получится поприличнее.

Ярви с интересом сощурился на старого воина:

– Где это ты понабрался мудрости?

– А я всегда был необычайно зорким, просто тебя слепило сияние собственного ума.

– Порок всех королей. Надеюсь, я вполне молод, чтобы успеть научиться и скромности.

– Кому-то из нас скромность не повредит.

– А ты чему посвятишь свои преклонные годы? – спросил Ярви.

– Намедни, по случаю, великий владыка Атиль предложил мне местечко в своей личной страже.

– Потянуло запашком почестей! Ну ты как, согласился?

– Я сказал ему – нет.

– Да ладно?

– Почести – приманка для дураков. А во мне зудит чувство, что Атиль из тех хозяев, чьи слуги постоянно будут идти в расход.

– Ты на глазах все мудрее и мудрее.

– Еще недавно мне казалось, что моя жизнь кончена, но раз она началась опять, нет смысла стремиться ее укорачивать. – Ярви покосился на него и увидел, как Ральф косится в ответ. – И я подумал, вдруг да пригожусь своему одновесельнику?

– Мне?

– Разве однорукий служитель и разбойник, на пятнадцать лет переживший золотые годы, не добьются вместе всего, чего пожелают?

С последним ударом ошейник распался надвое, и сынишка Анкрана встал, растерянно потирая шею. Его мать подняла его на руки и поцеловала в волосенки.